И возьмет двух козлов и поставит их пред лицем Господним у входа скинии собрания
См. Толкование на Лев. 16:2
И возьмет двух козлов и поставит их пред лицем Господним у входа скинии собрания
Приводят двух козлов, одного — для принесения в жертву, другого — для отпущения… Они являются прообразом двух природ Спасителя: отпускаемый — бесстрастной Божественной природы, закалываемый — обреченной на страдания человеческой.
Эранист.
И возьмет двух козлов и поставит их пред лицем Господним у входа скинии собрания
Если дать объяснение двум козлам, которые приносились в жертву в пост, то разве и они не обозначают два пришествия Христа? Они равны и одинаковы, потому что вид Господа — тот же, ибо Он придет в том же образе, чтобы быть узнанным теми, кто нанес Ему раны. Один из козлов, обагренный алой кровью, проклятый и оплеванный, бившийся в судорогах и пронзенный, выбрасывался народом за пределы града на погибель, неся на себе явные знаки Страсти Господней, а другой, приносимый за грех и отданный в пищу священникам Храма, явно знаменовал второе пришествие, когда по искуплении всех грехов священники духовного храма, то есть Церкви, будут наслаждаться благодатью Господней, словно мясной трапезой, в то время как остальные будут алкать спасения.
Против Маркиона.
Ст. 7-8 И возьмет двух козлов и поставит их пред лицем Господним у входа скинии собрания; и бросит Аарон об обоих козлах жребии: один жребий для Господа, а другой жребий для отпущения
Символика 2-х козлов издавна сопоставлялась с символикою двух птиц для очищения прокаженного (XIV:1–8). Как в последнем случае и закланная, и живая птицы — обе выражали идею полного очищения выздоровевшего, так и 2 козла — закалаемый, а другой отпускаемый в пустыню — обозначали полное удаление грехов и беззаконий от общества Господня. Для определения, какой козел должен быть принесен в жертву, первосвященник бросал жребий: на одном куске пергамента писалось: lajhovah — для Господа, на другом la azazel — для Азазела (русск. пер.: для отпущения, слав.: «отпущению», Vulg.: capro emissario). В понимании последнего слова переводы и толкователи чрезвычайно расходятся. Известны гл. обр. 4 группы толкований: 1) под Azazel разумеется место (гора в пустыне или вообще пустыня), куда отсылался козел отпущения (некоторые Таргумы, Мидраш, отдельные раввины, из новых, напр., Бохарт, Розенмюллер); 2) самый козел отпущения, как отсылаемый в пустыню (LXX: ἀποπομπαῖος, Vulg.: сареr emissarius; Симмах, Акила, Феодотион, св. Кирилл Александр., блаж. Феодорит, Лютер, Гофман, Шегг и др.); 3) — абстрактно: «отпущение» (LXX: εἰς ἀποπομπήν, русск.–слав.). Но против всех этих толкований решительно говорит заключающееся в ст. 8 противоположение Иеговы la azazel, след. последнее должно быть существом личным и притом источником греха. Поэтому 4) и в древности (Ориген, Contr. Cels., VI:43), и особенно в новое время Азазел понимается в смысле личного существа — диавола или демонского мира (Эвальд Генгстенберг, Кейль, Куртц, Элер, Бодиссин, Дилльман, Шульц, Штрак и мн. др.), и в виду искусственности трех названных ранее толкований, толкование последнее является вероятнейшим. Конечно, отсылание козла Азазелу не было актом жертвы ему, что прямо исключается всем смыслом закона Моисеева, но символическим возвращением всей совокупности Израиля к первоисточнику греха — в виде козла, на голову которого первосвященник возлагал грехи народа (ст. 21–22). Об Азазеле, как одном из князей демонов, говорит книга Еноха.