[<10>] ====== Толкования на 1 Цар. 24:4 ====== ===== Свт. Иоанн Златоуст ===== Ст. 4-7 **И пришел к загону овечьему, при дороге; там была пещера, и зашел туда Саул для нужды; Давид же и люди его сидели в глубине пещеры. И говорили Давиду люди его: вот день, о котором говорил тебе Господь: "вот, Я предам врага твоего в руки твои, и сделаешь с ним, что тебе угодно". Давид встал и тихонько отрезал край от верхней одежды Саула. Но после сего больно стало сердцу Давида, что он отрезал край от одежды Саула. И сказал он людям своим: да не попустит мне Господь сделать это господину моему, помазаннику Господню, чтобы наложить руку мою на него, ибо он помазанник Господень** Видел ты, как раскинуты были сети, захвачена добыча, ловец стоял над ней, и все заставляли его вонзить меч в грудь врага? Оцени же его подвиг, посмотри на борьбу, на победу, на венец. Местом состязания была та пещера; борьба была чудная и необыкновенная: боролся Давид, нападал на него гнев, наградой служил Саул, а судьею состязания был Бог. Мало этого, он боролся не только с собою и с своею страстью, но и с бывшими с ним воинами. Пусть бы даже сам он и хотел быть умеренным и пощадить оскорбителя; но ведь ему еще нужно было опасаться воинов, чтобы они не убили его самого в пещере, как губителя и предателя их спасения, сохраняющего жизнь общему врагу их. Так естественно каждый из воинов мог с горечью подумать: мы сделались беглецами и скитальцами, оставили дом, отечество и все другое, делили с тобою все бедствия; а ты, имея в руках виновника всех этих зол, думаешь выпустить его, лишая нас надежды избавиться когда либо от этих бедствий, и стараясь спасти врага, предаешь друзей. Где же тут справедливость? Если не заботишься о своем собственном спасении, так пощади нашу жизнь. Тебя не огорчает прошедшее? Ты не помнишь зла, которое потерпел от него? Умертви его ради будущего, чтобы не потерпеть нам еще больших и тягчайших зол. Все это, и еще больше этого, они если и не высказали словами, так, по крайней мере, передумали в уме. Но праведник не думал ни о чем этом; он имел в виду одно только, как бы ему украситься венцом незлобия и совершить новое и особенное дело добродетели. Ведь, если бы он пощадил врага, будучи один и сам по себе, это было бы не так удивительно, как теперь удивительно то, что он сделал это при других, – потому что присутствие воинов вдвойне препятствовало его поступку. Так, часто мы сами решаемся оставить гнев и простить кому бы то ни было обиды, но увидевшись с другими, под влиянием их подстрекательств, оставляем свое решение и следуем их словам. С блаженным Давидом этого не случилось; напротив, он и после убеждений и совета воинов остался непоколебим в своем решении. И удивительно не только то, что он и не увлекся советами других, и не побоялся их, но также то, что и их настроил в одном с собою духе. Великое дело одолеть самому собственные страсти, но гораздо важнее – убедить и других принять тот же образ мыслей, притом других – не кротких и скромных людей, а воинов, привыкших к брани, утомленных множеством трудов, желавших хоть немного успокоиться, и знавших, что от гибели врага зависело не только немедленное прекращение их бедствий, но и приобретение бесчисленных благ, потому что, по смерти Саула, ничто бы не мешало царству тотчас перейти в руки Давида. Однако не смотря на то, что столько было (обстоятельств), которые раздражали воинов, этот доблестный (муж) нашел в себе силы преодолеть все это и убедить их пощадить врага. Стоит вникнуть и в самый совет воинов: хитрость убеждения выказывает всю твердость и непреклонность воли праведника. Не сказали они: вот, кто причинил тебе бесчисленное множество зла, кто искал твоей гибели, кто ввергнул и нас в невыносимые бедствия. Так как они знали, что он пренебрегает всем этим и не обращает внимания на сделанные ему оскорбления, то указывают ему на приговор свыше, говоря: Бог предал его, – чтобы, покорившись высшему суду, он скорее решился на убийство. Разве ты мстишь за себя, говорили они; Богу повинуешься и служишь. Его суд приводишь в исполнение. Но на что они особенно рассчитывали, то самое еще сильнее побуждало его пощадить врага, так как он знал, что Бог предал ему Саула для того, чтобы дать ему случай заслужить большую славу. И ты, когда увидишь, что враг попал в твои руки, пользуйся этим не для наказания (врага), а для его спасения. Тогда-то особенно и должно оказывать врагам пощаду, когда получаем над ними власть. Но, может быть, скажет кто: что ж особенно удивительного в том, чтобы, имея врага в своей власти, пощадить его? Многие и другие цари, достигши власти и имея у себя в руках людей, некогда их оскорбивших, часто считали недостойным себя, на такой высоте власти, мстить за оскорбления: самое величие власти служило побуждением к прощению. Но к настоящему случаю это неприложимо. Давид имел Саула в своих руках, еще не достигши власти и не получив царства, и, не смотря на это, пощадил его, чтобы не сказал кто, будто величие власти потушило в нем гнев. Напротив, он знал, что и после пощады (Саул) снова примется за то же и подвергнет его еще большим опасностям, и однако не убил его. Не будем же сравнивать его с другими (царями). Тем легко оказывать пощаду, когда они имеют верный залог своей безопасности в будущем; а он и зная, что отпускает врага себе и спасает своего гонителя, все-таки не умертвил его, и при том, когда было столь много побуждений к этому убийству. В самом деле, и отсутствие тех, кто помог бы Саулу, и убеждение воинов, и воспоминание о прошедшем, и страх будущего, также то, что, убив врага, он не будет и судим за убийство, и то, что после этого убийства он может стать выше закона, и многое другое, большее этого, склоняло и побуждало его вонзить меч в Саула. Но ничему этому он не уступил, а устоял, как адамант, и непоколебимо соблюл закон добродетели. Затем, чтобы не сказал ты, что он и не испытывал этих – столь естественных – чувств, и что поступок его доказывает не величие души, а бесчувственность, смотри, как он укротил свое раздражение. В нем поднимались волны гнева и происходило сильное волнение помыслов, но бурю их он укрощал страхом Божиим и боролся с помыслами (своими), как это видно из самого события. **«И воста**, – сказано, – **и отреза воскрилие одежды Саули отай»**. Видишь, какая поднялась буря гнева? Но она не усилилась более и не причинила кораблекрушения, благодаря тому, что кормчий – дух благочестия – тотчас почувствовал (опасность), возстановил тишину вместо бури. **«И вострепета**, – сказано, – **Давиду сердце его»**, и он обуздал гнев, как скачущего и бешенного коня. Таковы души святых: они возстают прежде, чем упадут, и прежде, чем дойдут до греха, удерживают себя, потому что трезвенны и непрестанно бодрствуют. Велико ли было расстояние между телом и одеждою? Однако Давид имел столько силы, чтобы не пойти далее, да и за это самое строго осудил себя: **«вострепета, Давиду сердце его, яка отреза воскрилие одежды Саули, и рече Давид к мужем своим: никакоже ми от Господа»**. Что такое: **«никакоже ми от Господа?»** То есть, да будет, говорит, милостив ко мне Господь, и если бы даже сам я и захотел, да не попустит мне Бог сделать когда-либо это, и да не позволит дойти до этого греха. Он видел, что такой подвиг почти превышает природу человеческую и требует помощи свыше, что и сам он едва не склонился на убийство: поэтому и молится, чтобы Господь сохранил руку его чистою. Что может превзойти кротость этой души? Называть ли еще его человеком, – его, который в человеческой природе совершил подвиг ангельский? Только не позволят этого божественные законы. Скажи мне, кто в самом деле решился бы принести такую молитву Богу? И что говорю – такую молитву? Кто без труда удержался бы от молитвы о погибели врага? Многие ведь дошли до такого зверства, что, когда почувствуют себя слабыми и бессильными – сделать зло оскорбившему их, так вызывают на мщение самого Бога, и просят, чтобы Он дал им возможность наказать обидевших. А он, вознося молитву, совершенно противную молитве всех таких людей, просит – не допустить его до мщения, говоря: **«никакоже ми от Господа, еже нанести руку мою нань,»** говоря о враге, как о сыне, как о родном детище. Он не только пощадил (Саула), но еще придумывает для него и оправдание, и смотри, как разумно и мудро. Так как, рассматривая жизнь Саула, он не нашел в ней ничего доброго, и не мог сказать: я не обижен им и не потерпел от него никакого зла (это опровергли бы бывшие с ним воины, которые на себе испытали злобу Саула),то и заходит с другой стороны, стараясь найти благовидное оправдание. Не будучи в состоянии найти этого ни в жизни, ни в поступках Саула, он прибегнул к его сану, и сказал: **«яко Христос Господень есть сей»**. Что ты говоришь? скажут ведь это злодей, нечестивец, исполненный бесчисленных пороков, сделавший нам всякое зло? Но он царь, он начальник; ему вверена власть над нами! Притом, не сказал просто: царь; но что? **«яко христос Господень есть»**; представил его достоуважаемым не за земной сан, но ради вышнего избрания. Ты, говорят, призираешь сораба? Почти же Владыку. Гнушаешься рукоположенным? Убойся Рукоположившего. Если мы боимся и трепещем низших начальников, поставленных от царя, хотя бы то были злые, хищники, разбойники, неправосудные, или в таком роде; если не презираем их за такую их злость, но уважаем ради достоинства того, кто поставил их, – то тем более должно это делать по отношению к Богу. (Бог), говорит Давид, еще не отнял у него власти и не сделал его частным человеком. Не будем же извращать порядка, не будем воевать с Богом, приводя в дело эти апостольские слова: //«темже противляяйся власти, Божию повелению противляется; противляющиися же себе грех приемлют»// [[new:rim:13:02|(Рим 13.2)]]. И не только помазанником назвал он Саула, но и своим господином. Назвать врага именами, выражающими почтение и покорность – это дело не обыкновенного благоразумия. Как это важно, опять можно видеть из того, что случается с другими. Так, многие не могут называть врагов своих простыми и обыкновенными именами, но (называют) их другими весьма бранными, каковы, например: негодяй, безумный, сумасшедший, помешанный, губитель, – прибирают множество и других подобных имен, и их прилагают к врагам. И что это правда, так я представлю тебе пример не издалека, а из-близи, именно в самом Сауле. По сильной ненависти он не мог называть этого праведника собственным его именем, но заметив его отсутствие на одном празднестве, спрашивал об нем вот как: //«где сын Иесеев?»// А так называл его, с одной стороны, потому, что ненавидел его имя, с другой потому, что незнатностию отца хотел уменьшить славу праведника, не зная того, что знаменитым и славным человека делает не знатность предков, но доблесть души. Не так поступил блаженный Давид. Не назвал он Саула и по отцу, хотя и тот был весьма низкого и незнатного происхождения; не назвал и одним простым его именем; напротив, (назвал) по сану, по власти. Так незлобива была душа его. **//Три беседы о Давиде и Сауле. Беседа первая.//** ===== Свт. Григорий Нисский ===== **и пришел к загону овечьему, при дороге; там была пещера, и зашел туда Саул для нужды; Давид же и люди его сидели в глубине пещеры** Когда Саул остался один и, сняв с себя верхнюю одежду, положил возле себя, он в свете прохода был виден скрывающимся внутри во мраке. Тогда у всех прочих, бывших с Давидом, возникла мысль напасть на врага и отомстить пришедшему для убийства, будто бы Бог дал врага в руки гонимым на смерть. Но Давид сдержал их порыв, признав непозволительным поднять руку на своего царя. Обнажив вынутый из ножен меч и незаметно встав позади Саула, он мог без свидетелей напасть на него, потому что мрак в пещере, затрудняя зрение, скрывал от обличения все совершаемое в ней. Итак, имея возможность одним ударом в спину вонзить весь меч в сердце, он не коснулся и даже не думал коснуться Саулова тела. Он тайно отрезает у него мечом **край одежды**, чтобы впоследствии эта риза свидетельствовала о его человеколюбии к Саулу, отсечением края показывая возможность нанести удар и его телу. Благодаря этому стало явным, какому долготерпению научился Давид: имея в руке обнаженный меч, а под рукою тело врага, он был властен убить этого врага, однако, победив рассудком гнев и страхом Божиим возможность нанести удар, не только превозмог собственный гнев, но и оруженосца, стремившегося к убийству Саула, сдержал тем прославленным возгласом, сказав ему: //не убивай помазанника Господнего// [[old:1ts:26:09|(1 Цар 26:9)]]. ...После многого другого описывается бывшая прежде многих событий встреча в пещере Саула, стремящегося к убийству, и Давида, уклоняющегося от убийства, где возможность совершить убийство обратилась к противоположному. Ибо кого гнали на смерть, тому предоставляется случай заколоть убийцу; и имея возможность, а с возможностью и силу покарать врага, вместо врага он убивает в себе свой гнев. //**О названиях Псалмов.**// ===== Свт. Эннодий Павийский ===== **и пришел к загону овечьему, при дороге; там была пещера, и зашел туда Саул для нужды; Давид же и люди его сидели в глубине пещеры** У тебя есть основания обвинять правителей нашего народа, ибо ты искупаешь тех, кого они так часто либо делают пленниками, либо отдают в плен. Писание даёт нам пример восхваления Давида, когда он возносится до небес за то, что, имея врага своего Саула в своих руках, он его пощадил, отрезав лишь край одежды его как свидетельство и имевшейся возможности, и его выбора. Боже благий! Как же Ты воздашь за благодеяния сего мужа, который ныне печется об избавлении столь многих угнетённых душ, если так возвысил Давида, пощадившего жизнь одного человека! //**Жизнь святого Епифания.**// ===== Блаж. Августин ===== **и пришел к загону овечьему, при дороге; там была пещера, и зашел туда Саул для нужды; Давид же и люди его сидели в глубине пещеры** И царство Саула предзнаменовало собой царство вовек, несмотря на то, что сам Саул лично был негодным и отвергнутым венценосцем. Ибо уже сам елей, которым он был помазан (миро, по названию которого он назывался «помазанником» – по-гречески же «христом»), следует воспринимать в мистическом смысле, как указание на великое таинство. Давид сам испытывал религиозный трепет перед ним и испытал боль сердца, когда незаметно под покровом темноты в пещере, куда зашел Саул для нужды, тихонько отрезал край от верхней одежды Саула. Давид сделал это из необходимости представить Саулу доказательство того, что пощадил своего царственного преследователя, в то время как имел полную возможность лишить его жизни. Святой Давид надеялся таким образом рассеять подозрение в душе того, кто его столь жестоко преследовал, полагая врагом себе. И тем не менее, больно стало сердцу Давида, должно быть, от сознания того, что уже просто прикасаясь к одежде Саула, он совершил святотатство. Столь глубокое почтение было вызвано не столько самой по себе одеждой помазанника – лишь тени грядущего, сколько по причине самой той действительности, которую священная одежда предзнаменовала. //**О граде Божием.**// [<10>]