[<10>] ====== Толкования на Еккл. 2:24 ====== ===== Свт. Григорий Нисский ===== Ст. 24-26 **Несть благо человеку**, который **яст и пиет, и покажет души своей благо в труде своем: и сие видех аз, яко от руки Божия есть. Яко кто яст и пиет кроме Его? Яко человеку благу пред лицем Его даде мудрость, и разум и веселие; согрешающему же даде попечение еже прилагати и собирати, во еже дати благому пред лицем Божиим: яко и сие суета и произволение духа** Посему, хотя смысл написанного в последствии и предварительное воззрение на связь речи приводят к тому самому, что мы кратко теперь изложили, однако же благовременно будет снова повторить чтение и в точности согласить понятие с речениями. Ст. 14-26 **И уведех и аз, яко случай един случится всем им: и рех аз, яко случай безумнаго и мне случится, и вскую умудрихся** Вот возражение, которое Екклезиаст делает сам себе, говоря: если один этот случай смерти для того и другого, и добродетель пребывающего в мудрости не избавляет от вкушения смерти, то суетным для меня стало рачение о мудрости. Какое же в слове сем опровержение сказанного? «**Аз**», говорит, «**излише глаголах**» это «**в сердце моем, понеже безумный от избытка глаголет: яко и сие суета. Яко несть памяти мудраго с безумным во век**». Екклезиаст осуждает сие возражение, как излишне и непоследовательно сделанное, и безумным называет слово, которое не принадлежит к достойным сбережения, и износится не изнутри хранилищ мудрости, но, как некоторый излишек разумения, извергается, подобно пене; потому что «**безумный от избытка глаголет**». Но так пользоваться словом суетно и ни к чему не служит, потому что слово сие не имеет попечения о другом чем, а только старается убедить, чтоб не обращали внимания на видимое. Возражатель же ведет спор о видимом; потому что и смерть есть нечто видимое. Посему, что же говорит? В этом мире не совершается суда о добродетельной и лукавой жизни; потому что должно было бы одному лукавому умереть телесно, а доброму остаться не изведавшим телесной смерти. И говорит сие не зная, в чем состоит бессмертие добродетели, и какая разумеется смерть живущих порочно. Память мудрого, говорит Екклезиаст, живет всегда, и продолжается во весь век, с безумным же угасает и памятование о нем. О таковых и Пророк говорит: //«погибе память»// их весьма гласно и очевидно [[old:ps:009:07|(Пс. 9:7)]]. Ибо сие показывает присовокупление: //«с шумом»//. Посему Екклезиаст говорит: «**несть памяти мудраго с безумным во век**», напротив того жизнь мудрого увековечивается памятию; а безумного сопровождает забвение. Ибо «**во днех грядущих**» все, что касается безумного, в забвение приходит; выражается же всегда таким речением, как будто уже грядущие дни наступили, «**и вся забвена быша**». Итак, если мудрый ищет мудрости, а безумный уничтожен смертию забвения, то «**како**», спрашивает Екклезиаст, говоришь, что «**мудрый умрет с безумным?**». Посему скорбит и стыдится того, что было для него вожделенно в этой жизни, и сказывает, что ненавидит все, чего желал для настоящей жизни, терпя подобно тому, кто по жадности без меры насытившись смешанного с чем либо меда, потом, когда это лакомство обратится в нем в дурной сок, при изблевании подмешанного состава ощущает выплевываемое вместе с медом, и потому от воспоминания о сей неприятности ненавидит мед; потому что пресыщение примешанным составом произвело расстройство. Посему-то Екклезиаст, до пресыщения наполнив себя тем, что вожделевается для наслаждения, при очищении себя исповедию, как бы к качеству какого яда ощутив отвращение и омерзение, к постыдно им сделанному взывает, что ненавидит оную жизнь, слово в слово говоря так: «**и возненавидех живот: яко лукавно мне сотворение сотворенное под солнцем**». Не для другого кого, говорит он, но для себя самого стал я лукав в том, что сделано мною под солнцем. Ибо у меня не осталось ничего из сделанного, но все вожделеваемое было мечтою и порывом произволения. «**Всяческая суета и произволение духа**», говорит он. А другой называет достойным ненависти попечение о здешнем; потому что человек трудится не для себя, но для того, кто будет по нем. Что ни удастся с рачением сделать в этой жизни, укрытия для кораблей, пристани, величественные и многостоющие запасы для крепостей и зданий, преддверия, башни, красивые переходы и подъемы, земледельческие работы, всякого рода рощи, изящество лугов, виноградники, обширностию уподобляющиеся морям, и если потрудится над чем иным сему подобным, что ни удастся сделать ему, пользуется этим после него вступивший в жизнь. И неизвестно, не обратит ли он сего обилия в пищу пороку. Ибо не всякому возможно для приобретения ведения подвергать чувство испытанию подобных вещей, как сделал это я, говорит Екклезиаст, по внушению мудрости. Естественному стремлению, как молодому какому коню, дав не надолго свободу увлечься низшими страстями, снова обуздал я браздою рассудка, и подчинил его власти. Кто же знает, говорит Екклезиаст, возмет ли верх над привязанностию к наслаждению и тот, кто после нас будет в тех же обстоятельствах, а не останется скорее в их власти, подобно какому-то невольнику, преклонившись пред владычеством сластолюбия? Посему-то говорит: «**возненавидех аз всяческая, труд мой, имже аз труждаюся под солнцем, яко оставляю его человеку, будущему по мне. И кто весть, мудр ли будет или безумен, и обладати ли имать всем трудом, имже трудихся, и имже мудрствовах под солнцем?**». Вот, думаю, смысл сего изречения: Екклезиаст говорит о себе, что не по страсти поползнулся он вести жизнь в удовольствиях, но пришел к этому по некоему внушению мудрости, наслаждаясь сею жизнию свободно, а не подчиняя себя ее владычеству. Посему кто знает, говорит он, что будущий по мне не будет обладаем тем, над чем я трудился не по страсти, но руководясь мудростию? Ибо дает видеть, что трудом наименовал и услаждение; потому что участие в удовольствии допустил до себя принужденно, как непреодолимую какую борьбу. Посему и это, говорит Екклезиаст, пусть причислит человек к суетному. Сказывает же и кому-то иному, что от здешнего отрекся он душою своею, и готов обнаружить в слове, что намерен сказать. Ибо оклеветан пред погрешающим против правого суждения, будто бы, видя ясное различие противоположных родов жизни, из которых в одном трудятся для добродетели, и не обращают пожелания ни к чему человеческому, а в другом поступают наоборот, он не терпит никакого труда людей добродетельных, проводит же время в одних телесных занятиях. Почему, когда произносит кто пред ним приговор о прекрасном, тогда, презирая превосходящего мудростию, дает не только суетное, но лукавое и несправедливое сие суждение. Выражает же это Екклезиаст такими словами: «**и обратихся аз**», говорит, «**отрещися сердцу моему о всем труде, им же трудихся под солнцем**». Чего же именно отрекся? «**яко есть человек, егоже труд в мудрости и в разуме, и в мужестве**», а другой человек нимало не потрудился о подобном сему. Так почему же иной таковому предоставит долю предпочтения? Потому, говорит, что и человек тому, «**иже потрудися о нем**», то есть, трудившемуся в жизни о добре, «**даст ему часть свою**»; а это значит, назовет таковую жизнь доброй долею. Но сие, говорит Екклезиаст, «**суета и лукавство велие**». Ибо не велие ли лукавство, когда знает, какая в человеке рачительность к трудам, и сколько произволения? Сие-то и выражает Екклезиаст в словах: "**яко**" знает "**человеку во всем труде его, и в произволении сердца его, имже той труждается под солнцем**". Что же знает? «**Яко вси дние его болезней и ярости попечение ему, и в нощи не спит сердце его**». Ибо действительно прискорбна жизнь тех, чья душа не знает покоя от сего искушения, и как бы жалами какими уязвляется сердце пожеланиями большего. Мучительна эта рачительность любостяжательного, не столько увеселяющаяся тем, что имеет у себя, сколько огорчаемая тем, чего недостает; у таких людей труд уделяется и дню и ночи, занимая их сообразно той и другой части времени, когда день тратится на труды, а ночь гонит сон от очей. Ибо заботы о выгоде не дают места сну. Посему кто обращает на сие внимание, тому этой рачительности как не признать суетою? К сказанному прежде Екклезиаст присовокупляет: «**и сие же суета есть**». Касается и другого еще возражения, а возражаемое таково: если что вне нас, к суете причисляешь это, учитель; то несправедливо осуждаешь, как суетное, и то, что приемлем в себя самих. Но пища и питие бывают в нас самих; значит подобное сему не есть что либо отметаемое; напротив того иной благодать сию назовет Божиим благодеянием. Вот смысл возражения, самые же речения имеют такой вид. «**Несть благо человеку**», говорит Екклезиаст, «**разве еже яст и пиет, и покажет души своей благо в труде своем: и сие видех аз, яко от руки Божия есть, яко кто яст и пиет кроме Его**». Вот что защитник чревоугодия возражает учителю, и наставник мудрости дает на это ответ "**человеку благу**". (Прибавление слова: «благий» , без сомнения, указывает на отличие, так что разумеемое под именем благости делается явным из противоположного.) Посему человеку, а не скоту, не такому человеку, который смотрит себе на чрево, и вместо рассудка имеет гортань, но «**благу**» , живущему по образу единого Благого. Не то наслаждение узаконил Бог, которому радо естество скотское, но в замен пищи «**даде**» ему мудрость, разум и веселие. И дары благости увеличит ли кто яствами чрева? //«Не о хлебе едином жив будет человек»//[[new:mf:04:04| (Мф. 4:4)]] — вот слово истинного Слова. Не хлебом питается добродетель, не мясами укрепляется и тучнеет сила души; другими яствами питается и приводится в мужество высокая жизнь. Пища благого есть целомудрие, хлеб — мудрость, приправа — справедливость, питие — бесстрастие, удовольствие не какое либо телесное сношение с тем, что приятно, но то, что и по имени и на деле есть веселие (εὐφροσύνη). Потому Екклезиаст и наименовал сим словом происходящее в душе расположение к прекрасному, что такое состояние бывает следствием благоразумия (εκ του ευφρονειν). Посему надлежит дознать из сего то же, что слышим и у Апостола: //«несть Царствие Божие брашно и питие, но правда»//, и бесстрастие, и блаженство [[new:rim:14:17|(Рим. 14:17)]]. А чего домогаются люди для телесного наслаждения, то возбуждает рачительность грешников, и есть попечение души, увлекаемой от горнего к земному, у которой все продолжение пребывания в сей жизни тратится на то, чтобы тщательно «**прилагати и собирати**». Посему, кто пред лицем Божиим признает сие за благо, тот сам не знает, что благое поставляет он в суетном. Это сказал я собственными своими словами, но мысль сию запечатлеет присовокупление Божиих словес. Ибо Екклезиаст продолжает: грешнику «**даде попечение еже прилагати и собирати, во еже дати благому пред лицем Божиим: яко и сие суета и произволение духа**». Посему, что в настоящем учении дознали мы при сем взаимном сличении хорошего и худого, то да будет нам пособием к избежанию того, что осуждается, и напутием к преспеянию в лучшем. //**На Книгу Екклесиаста.**// ===== Сщмч. Дионисий Александрийский ===== Ст. 24-25 **Не во власти человека и то благо, чтобы есть и пить и услаждать душу свою от труда своего. Я увидел, что и это - от руки Божией; потому что кто может есть и кто может наслаждаться без Него** Что речь идет здесь не о чувственных яствах, это он сам покажет ниже, говоря: //благо ходити в доме плача, нежели ходити в дом пира// [[old:ekl:07:03|(Екклес. VII, 3)]]. Видно это и из тех слов, которые он прибавил здесь: **и покажет души своей благо в труде ея**. А чувственное яство или питие, очевидно, не есть благо для души. Ведь упитываемая плоть воюет с душой и борется против духа. Как же не противно будет Богу невоздержание в пище и пьянство? Итак, он говорит о таинственным брашнах. А от духовной трапезы никто не вкусит, если не будет призван Им и не послушает Премудрости, гласящей: //прииди и яждь// [[old:pr:09:05|(Притч. IX, 5)]]. //**Толкование на начало книги Екклесиаста.**// ===== Блж. Иероним Стридонский ===== Ст. 24-26 **Не во власти человека и то благо, чтобы есть и пить и услаждать душу свою от труда своего. Я увидел, что и это - от руки Божией; потому что кто может есть и кто может наслаждаться без Него? Ибо человеку, который добр пред лицем Его, Он дает мудрость и знание и радость; а грешнику дает заботу собирать и копить, чтобы после отдать доброму пред лицем Божиим. И это - суета и томление духа** //Нет блага для человека, как только чтобы есть, и пить, и доставлять душе своей благо в труде своем. Увидел я и то, что и это от руки Божией. Ибо кто съест и кто сбережет без Него? Потому что человеку доброму пред Ним Он дал мудрость и знание и радость, а грешнику дал заботу, чтобы он собирал и копил для передачи доброму пред лицем Божиим. Но и эта суета и томление духа.// После того как я обо всем разсудил и увидел, что нет ничего несправедливее, как пользоваться трудом другого, мне представилось, что в течении дел наиболее справедливо и есть как бы дар Божий то, когда кто сам пользуется трудом своим, пьёт, ест и по временам сберегает собираемое богатство. То и дар Божий, что мужу праведному дается возможность самому употреблять в свою пользу приобретённое заботами и трудами; и наоборот, то дело гнева Божия к грешнику, что он дни и ночи собирает богатство и нисколько им не пользуется, а оставляет тем, кои праведны пред лицом Божиим. Но, присовокупляет он, тщательно обсудивши это и видя, что все оканчивается смертью, я и это признал суетнейшим. Впрочем, это по толкованию буквальному, чтобы не казалось, что я совершенно опускаю простой смысл, и имея ввиду богатство духовное, пренебрегаю скудостью смысла исторического. Ибо, что в том доброго или какой дар Божий или услаждаться своим богатством и как бы гоняться за убегающими удовольствиями, или обращать чужой труд в свою пользу и считать, что это дар Божий, если мы пользуемся чужими заботами и трудами? Следовательно, благо в том, чтобы принимать истинное питие от плоти и крови Агнца, о Котором говорят божественные Писания. Ибо кто может или вкушать оные или, когда нужно, сберегать, – без Бога, Который заповедует не бросать святого псам [[new:mf:07:06|(Мф. 7:6)]] и учит, как должно давать слугам пищу во время [[new:mf:24:45|(Мф. 24:45)]] и, как говорится в другом месте, найденный мед ест столько, сколько следует [[old:pr:25:16|(Притч. 25:16)]]. И прекрасно говорит, что человеку доброму Бог даёт мудрость, знание и радость: ибо, если он не будет добрым и не исправит прежде нравов своих своею собственною волею, то он не заслуживает мудрости, знания и радости, по сказанному в другом месте: //«сейте себе правду, соберите плод живота, просветите себе свет ведения»// [[old:os:10:12|(Ос. 10:12)]]. Сначала мы должны сеять правду и собирать плод живота, а потом уже может открыться нам свет ведения. Тогда как доброму пред Ним Бог даёт мудрость и прочее, грешника Он оставляет его собственному произволу и попускает ему собирать богатство и оттуда и отсюда сшивать подкладку ложных учений. Ознакомившись с этими учениями, муж святой и богоугодный понимает, что они суетны и возникли из томления духа. И не следует удивляться, что сказал: //«грешнику дал мучение»// и прочее. Это должно понимать в том же смысле, о котором я часто говорил: ему дано мучение или развлечение потому, что он грешник, и причина этого мучения не в Боге, а в нём, согрешившем прежде собственною волею. //**Толкование на книгу Екклезиаст.**// ===== Лопухин А.П. ===== Ст. 24-26 **Не во власти человека и то благо, чтобы есть и пить и услаждать душу свою от труда своего. Я увидел, что и это - от руки Божией; потому что кто может есть и кто может наслаждаться без Него? Ибо человеку, который добр пред лицем Его, Он дает мудрость и знание и радость; а грешнику дает заботу собирать и копить, чтобы после отдать доброму пред лицем Божиим. И это - суета и томление духа** Результат труда настолько ничтожен, что не может вполне обеспечить человеку даже самые элементарные блага. Екклезиаст из жизненного опыта убедился, что даже такие блага, как вкушение пищи и питье, зависят от Божественного промысла, который отнимает их у глупых и дает мудрым. Этот порядок вещей, который между деятельностью человека и ее результатом вводит новое начало, делает счастье человека на земле еще более непрочным, неустойчивым, увеличивая суетность земного блага. //Не во власти человека и то благо, чтобы есть и пить.// Русский перевод этого места не точен. Буквальный перевод еврейского текста должен быть таков: «нет счастья (tob) человеку есть и пить». LXX придали этому месту такой смысл: «нет счастья человеку, который ест и пьет». Однако такой смысл был бы в противоречии со многими местами книги Екклезиаста, особенно с [[old:ekl:03:01|Еккл. 3:1,]] [[old:ekl:03:22|22;]] [[old:ekl:08:15|8:15,]] где прямо выражается мысль, что нет ничего лучшего (tob), как есть и пить. Вульгата переводит в форме вопроса: «не лучше ли для человека есть, пить». Но в таком сочетании слово tob не встречается в книге. Всего вероятнее, это место по аналогии с паралелльными местами [[old:ekl:03:01|(Еккл. 3:1,]] [[old:ekl:03:22|22;]] [[old:ekl:08:15|8:15)]] следует понимать так: «нет ничего лучшего (или счастья), как есть и пить» (т. е. прибавить частицу מ). Так читают некоторые греческие кодексы, сирийский пер., Таргум, Иероним в своем толковании (//nisi//). //Кто может наслаждаться без него.// По теперешнему еврейскому тексту вместо «без него» следовало бы перевести: «без меня» (//mimeni//), т. е. //более меня, как я.// Так переводят Вульгата, Лютер и некоторые экзегеты. Но, во-первых, выражение «без меня» нельзя еще понимать в смысле: «как я», во-вторых, выраженная таким образом мысль стояла бы вне всякой связи с предшествующим и последующим стихами, где говорится о зависимости материальных благ от Бога. Вместо теперешнего //mimeni// следует читать //mimenu//, как читали LXX, сирийский и др. переводчики. **//Толковая Библия.//** [<10>]