И, отойдя немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты
«Аще возможно есть, да мимоидет чаша», обратите внимание на то, почему Сказавший это в ином случае сделал упрек Петру: «не мыслиши яже Божия, но человеческая» (Матф. 16, 23). Об отменении чего просил, Сам того хотел, на то и пришел. Но как Ему было свойственно хотеть сего, потому что на сие и пришел, так плоти свойственно было и страшиться; почему как человек сказал Он эти слова. И опять, то и другое сказано было Им в доказательство, что Он – Бог, Сам хотел сего, но, сделавшись человеком, стал иметь страшливую плоть, и по причине ее Свою волю срастворил человеческою немощью, чтобы, и сие также уничтожив, снова сделать человека не боящимся смерти. Вот подлинно необычайное дело! Кого христоборцы почитают говорящим по боязни, Тот мнимою боязнью сделал людей отважными и небоязненными. И блаженные апостолы после Него вследствие этих слов столь начинают презирать смерть, что не обращают внимания на судей своих, но говорят: «повиноватися подобает Богови паче, нежели человеком» (Деян. 5, 29). Другие же святые мученики до того простирали небоязненность, что скорее можно было почитать их преходящими в жизнь, нежели претерпевающими смерть. Итак, не явная ли несообразность – удивляться мужеству служителей Слова и приписывать боязнь Самому Слову, силою Которого и они презирали смерть? Самою твердою решимостью и мужеством святых мучеников доказывается, что не Божество имело боязнь, но нашу боязнь отъял Спаситель. Ибо как смерть привел в бездействие смертью и все человеческое – Своим человечеством, так и мнимою боязнью отъял нашу боязнь и сделал, что люди не боятся уже смерти. Поэтому и говорил и вместе делал сие. Человечеству свойственно было говорить: «да мимоидет… чаша», и: «вскую Мя еси оставил»; а по Божеству сделал Он, что меркнет солнце и восстают мертвые. И опять, говоря по – человечески: «ныне душа Моя возмутися», говорил божески: «область имам положити душу Мою, и область имам паки прияти ю». Возмущаться свойственно было плоти, а иметь власть положить и приять душу, когда хочет, не человекам уже свойственно, но возможно только силе Слова. Человек умирает не по собственной своей власти, но по необходимости природы и против воли; Господь же, Сам будучи бессмертен, но имея смертную плоть, был властен как Бог разлучиться с телом и снова восприять оное, когда Ему было угодно. Об этом и Давид воспевает: «не оставиши душу Мою во аде, ниже даси преподобному Твоему видети истления» (Псал. 15, 10). Плоти тленной прилично было не оставаться более смертною сообразно с естеством своим, но пребывать нетленною по причине облекшегося в нее Слова. Как Оно, быв в нашем теле, подражало свойственному нам, так мы, прияв Его, от Него приобщаемся бессмертия.
На ариан слово третье.
И, отойдя немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты
Если Сын истинно говорил: «Отче, аще возможно, да мимоидет чаша сия»; то не только обнаружил Свою боязнь и немощь, но и думал, что есть нечто невозможное и для Отца. Ибо слова: «аще возможно», показывали сомневающегося, а не уверенного, что Отец может спасти Его. Почему же бы Дарующий жизнь и мертвым не мог тем паче сохранить жизнь живым? Для чего Воскресивший Лазаря и многих мертвых не дает жизни Сам Себе, но просит жизни у Отца, со страхом говоря: «Отче, аще возможно, да мимоидет чаша сия»? И если не по Своей воле умер; то не смирил Себя, и не был «послушлив Отцу даже до смерти» (Флп.2,8); то не Сам Себя предал, как говорит Апостол: «давшаго Себе избавленье по гресех наших» (Гал. 1,4; 1 Тим. 2, 6). Если же умер по Своей воле; то для чего было нужно говорить: «Отче, аще возможно, да мимоидет чаша сия»? Поэтому слова сии разуметь должно не о Нем, но о тех, которые имели согрешить против Него, чтобы они не согрешили. За них и распятый говорил Он: «Отче отпусти им: не ведят бо, что творят» (Лук. 23, 34). Поэтому сказанного по домостроительству не должно принимать за сказанное просто.
Опровержение на защитительную речь злочестивого Евномия. Книги IV-V.
И, отойдя немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты
См. Толкование на Мф. 26:36
Здесь, буквально, мы находим два противоположные одно другому желания, т. е. Отец желает, чтобы Он был распят, а сам Он не желает. Между тем везде мы видим, что Он желает одного и того же с Отцом, предызбирает одно и то же с Ним. Так, когда Он говорит: «дай им, как Я и Ты едино, так и они да будут в Нас едино» (Ин. 17:11:21) – выражает не что иное, как то, что у Отца и Сына одна воля. И когда Он говорит: «не Я говорю но Отец, пребывающий во Мне, Он творит дела» эти (Ин. 14:10), – выражает тоже. И когда Он говорит: «не Сам от Себя» (Ин. 7:28), и: «Я ничего не могу творить Сам от Себя» (Ин. 5:30), – выражает не то, будто Он не имеет власти говорить или делать – нет – но хочет показать с точностью, что Его воля согласна с волею Отца и на словах и на деле, и во всех распоряжениях одна и та же у Него с Отцом, как уже неоднократно мы объясняли, потому что слова: «не Сам от Себя», означают не лишение власти, а согласие. Как же здесь Он говорит: «впрочем не как Я хочу, но как Ты»?
Он, как алкал, как спал, как утомлялся, как ел, как пил, так просит избавить Его и от смерти, показывая свое человечество и немощь природы, которая не может без страдания лишиться настоящей жизни. Подлинно, если бы Он не говорил ничего такого, то еретик мог бы сказать: если Он был человеком, то Ему надлежало и испытать свойственное человеку. Что же именно? То, чтобы, приближаясь к распятию на кресте, страшиться и скорбеть и не без скорби лишаться настоящей жизни, потому что в природу вложена любовь к настоящей жизни. Поэтому Он, желая показать истинное облечение плотью и удостоверить в истине этого домостроительства, с великою ясностью обнаруживает свои страдания. Это одна причина. Но есть и другая, не меньше этой. Какая же именно? Христос, пришедши, хотел научить людей всякой добродетели; а научающий учить не только словом, но и делом; это самое лучшее учение учителя. Так кормчий, посадив ученика, показывает ему, как держать руль, присоединяя и слово к делу; он и не говорит только и не делает только; подобным образом и домостроитель, поставив желающего научиться от него, как строится стена, показывает ему это делом, показывает и словом; точно так же (поступает) и ткач, и вышиватель украшений, и золотых дел мастер, и медник, и всякое искусство имеет учителем слово и дело. Поэтому, и Христос, пришедши научить нас всякой добродетели, и словами внушает, что должно делать, и Сам делает. «Кто сотворит и научит», говорит Он, «тот великим наречется в Царстве Небесном» (Мф. 5:19).
Так, заповедав молиться: «и не введи нас в искушение», Он научает тому же и самим делом, когда говорит: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия», научая всех святых не подвергаться опасностям, не бросаться на них самим, но ожидать нападающих и являть всякое мужество, а не самим стремиться к ним, и не самим первым идти на бедствия. Для чего? Для того, чтобы внушить смиренномудрие и избавить от обвинений в тщеславии. Потому и здесь, когда Он говорил эти слова, Он «пал на лице Свое, молился», говорит (евангелист), и после молитвы сказал ученикам: «так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною? бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение» (Мф. 26:40-41). Видишь ли, как Он не только молится, но и убеждает: «дух бодр», говорит, «плоть же немощна» (Мф. 26: 41). Это говорил Он для того, чтобы предохранить души их от тщеславия, удалить от гордости, сделать их смиренными и приучить к кротости. Таким образом, как Он хотел научить их молиться, так и Сам молился по-человечески, не по Божеству – потому что Божество не причастно страданию – а по человечеству, Он молился, чтобы научить нас молиться и всегда просить об избавлении от бедствий; но если это будет невозможно, то с любовью принимать угодное Богу. Потому Он и сказал: «впрочем не как Я хочу, но как Ты»; не потому, чтобы иная воля Его, и иная Отца; но чтобы научить людей, хотя бы они бедствовали, хотя бы трепетали, хотя бы угрожала им опасность, хотя бы не хотелось им расставаться с настоящею жизнью, не смотря на это предпочитать собственной воле волю Божию.
Беседа на слова: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия…»
Во-первых, к словам: «если возможно, да минует Меня чаша сия», которые выражают как бы подчинение, – эти слова, по-видимому, поставляют просящего под власть другого, – мы привели то изречение Господа, исполненное по истине всей божественной власти и указывающее на достоинство говорящего: «Имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее» (Ин.10:18), и объяснили, что слово: «имею» – свойственно Божеству, а слова: «если возможно, да минует Меня чаша сия», Он сказал со стороны плоти, а не со стороны Божества; и в подтверждение этого мы, в свою очередь, представили свидетельство Господа, в котором Он сказал: «дух бодр, плоть же немощна» (Мф.26:41), и показали, что весьма безрассудно – относить слова уничижения к самовластному Божеству, тогда как сам Господь относит их к плоти. А чтобы объяснить цель Господа, по которой Он говорил: «да минует Меня чаша сия», мы сказали, что, не уклоняясь от креста при домостроительстве нашего спасения, Он просил об освобождении Его от смерти, но произнес это изречение потому, что несведущие имели соблазняться этим домостроительством, совершенным на кресте. И эта мысль, в свою очередь, подтверждена свидетельством: «бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение» (Мф.26:41). Некоторые же клевещут, будто мы сказали: разве не возможно было бы совершить это домостроительство другим родом смерти? Но это не было говорено и не будет сказано. Я не говорил: другою смертью; но сказал: другим образом совершить домостроительство, т.е. без смерти. Ведь я объяснял слова о чаше; а другой способ домостроительства разумел как бы без смерти. И это желание Господь выразил не потому, чтобы Он действительно отказывался от смерти за мир, но чтобы показать немощь плоти, которая действительно страшилась и смущалась. «Дух бодр, плоть же немощна». Он сам приписал эти слова плоти, а не унизил достоинства Божества. Для чего же ты наговариваешь на меня то, чего я не говорю? Для чего клевещешь на меня в том, чего я не проповедую? Я сказал: другим образом не смерти, а домостроительства, потому что не сказано: «если возможно», да изменится «чаша сия». Это – немощь плоти, страдание вочеловечившегося. Он произносит слова немощи, чтобы показать, что Он облечен таким естеством, которое боится смерти. А чтобы ты опять рабски не останавливался на выражении, я пространно объяснял, основательно ли думать, будто, тогда как апостолы мужественно попирали смерть, Господь апостолов боялся и страшился испытать смерть? Это я скажу, братия, и теперь.
Павел готов был не только быть связанным, но и умереть за имя Христово (Деян.21:13): как же Господь Павла станет отказываться от смерти? Сердце Павла не сокрушается: как же душа Христова смущается? «Душа Моя, – говорит Он, – теперь возмутилась» (Ин.12:27). Все это я говорил при вас – свидетелях. Но это не убеждает тебя, и слова: «если возможно» еще соблазняют тебя? Да, говорит еретик. Вступим же, братия, в состязание с любителем состязаний, постараемся силою истины восстановить падших по немощи неверия. Если бы, говорят, Христос имел власть, то Он не сказал бы: «если возможно, да минует».
Беседа на слова: какой властью Ты это делаешь?
И, отойдя немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты
Господь, наставив учеников Своих в том, чтобы против постоянного искушения бодрствовали в молитве, и Сам молится: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты. Первое прошение происходит из слабости, второе - из крепости: Он первого хотел, основываясь на нашей природе, второго - на Своей собственной. Равный Отцу, Сын знал, что все возможно для Бога; Он сошел в этот мир принять крест против воли Его, чтобы теперь Он выстрадал эту борьбу чувств с разумом. И вот показана разница между воспринятой природой и принимающей: свойственное человеку требовало Божественной силы, а свойственное Богу взирало на человеческое. Воля более низкая соединялась с волей вышней, и это показывает, о чем может молиться страшащийся человек и чего не может гарантировать Божественный Целитель. Ибо мы не знаем, о чем молиться, как должно (Рим. 8:26), и благо для нас, что по большей части то, чего мы просим, нам не дается. Бог, благой и праведный, являет милость Свою к нам, когда не дает нам то, что просим, потому что оно нам вредно.
Проповеди.
И, отойдя немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты
Слова: да мимоидет чаша не означают: пусть не подходит или не приближается ко Мне. Мимоходящее сначала всегда бывает возле и вблизи того, мимо чего проходит, и если бы не приблизилось, не могло бы и пройти мимо. Итак, чувствуя, что она уже приблизилась, Он начал печалиться, скорбеть, тосковать и волноваться; и так как она была близко и находилась уже пред Ним, Он говорит не просто: чаша, но прибавляет: сия. И ввиду того, что мимоxoдящее не есть нечто неподвижное и не остается на одном месте, Спаситель прежде всего и просит, чтобы миновало искушение, которое приближалось к Нему хотя и явно, но медленно и постепенно. Вот первый способ, как не впасть во искушение, – тот способ, о котором Он советует молиться слабым: они должны молиться, не чтобы искушение не приходило, – нужда бо есть приити соблазном (Матф. XVIII, 7), – а чтобы сами они не впали во искушение. Самый же совершенный способ не впасть во искушение есть тот, о котором Он просит потом не просто словами: не якоже Аз хощу, – но: якоже Ты. Бог бо несть искуситель злым (Иаков. I, 13), ведь Он желает давать нам блага в избытке, – более того, о чем мы просим или помышляем. Конечно, Возлюбленный Сам знал совершенную волю Его; Он часто говорит, что пришел творить эту волю, a не свою, т. е. человеческую. Но ведь сделавшись человеком, Он усвояет Себе и лицо человеческое. Вот почему теперь низшая воля Его отказывается исполнять, а высшая воля требует исполнения божественной воли Отца, которая, конечно, по божеству есть одна, как у Него, так и у Отца. Воля же Отца заключалась в том, чтобы Он испытал всякое угрожающее Ему искушение, и при этом Сам Отец чудесным образом вел Его, конечно, не к искушению и не для того, чтобы Он впал во искушение, но к тому, чтобы Он оказался выше искушения и остался после него. И во всяком случае Спаситель не просит ничего невозможного, неосуществимого и противного воле Отца. То, чего Он просит, возможно, как говорил Его словами Марк: Авва Отче, вся возможна Тебе (Марк. XIV, 36), – и возможно под тем условием, если Он захочет, как Сам Он, по свидетельству Луки, сказал: Отче, аще волиши мимо нести чашу сию от Мене (Луки XXII, 42). Так Дух Святый, распределенный между евангелистами, из слов каждого из них составляет все состояние нашего Спасителя: Он не просит от Отца того, чего не хочет Отец. При этом слова: аще волиши были обнаружением подчинения и смирения, а не обнаружением неведения или сомнения. Как мы, испрашивая у отца, или начальника, или учителя, или одного из тех, кому мы служим, чего-либо угодного им, обыкновенно говорим: «если угодно тебе», хотя мы и не сомневаемся в этом, так и Спаситель сказал: аще волиши, в тоже время зная, что не иного желает и Отец. Итак, спрашивая об этом, но в то же время точно зная, что Отец желает пронести мимо Него чашу, Он справедливо полагал, что желаемое Им возможно для Него. Вот почему другое Писание говорит: вся возможна Тебе. И Матфей словами аще возможно также описывает смирение и покорность Его. Если мы не так и будем понимать мысли апостола, то некоторые легко могут понять слова аще возможно в нечестивом смысле, – как будто бы и независимо от того, что Бог не желает делать, существует еще нечто такое, чего Бог не может сделать. Итак, Он вознес моление не самовольное и угодное только Ему одному или даже противоположное воле Отца, но угодное вместе с тем и Богу. Но, скажет кто-нибудь, Он терпел принуждение, Он переменяет мысли, Он тотчас же просит другого, не того, чего просил раньше; Его воля уже не действует, а распоряжается воля Отца. Правда; но дело, которое Он начинает, не во всем отлично от прежнего. Теперь он приемлет только иной путь и отличный способ одного и того же действия, угодного Им Обоим, вместо способа, который кажется Ему менее высоким и неугодным Отцу, – способ более высокий и изумительный, по усмотрению Отца. Он просит: да мимоидет чаша, обаче не якоже Аз хощу, говорит Он, но якоже Ты. В том и другом случае Он со скорбью просит, чтобы чаша прошла мимо, но лучше – так, как хочет Отец. Вместо: да мимоидет, Он после не сказал: да не мимоидет, но, сказав ранее: да мимоидет, после просит только о том, чтобы это произошло, как желает Отец. Мимоходящее может пройти мимо двояким образом: иногда, появившись возле и прикоснувшись, оно тотчас же удаляется, подвергаясь преследованию, или же пробегает мимо, как скороходы, бегущие навстречу друг другу; иногда же остается возле, медлит и осаждает, подобно разбойничьей шайке, или войску, а затем, потерпев поражение и утомившись, с трудом отходит в беспомощном состоянии. Если бы они победили, то не прошли бы мимо, а отвели бы вместе с собою взятых в плен; а когда они оказываются не в состоянии одолеть, то со стыдом проходят мимо. Он хотел, чтобы чаша пришла в руки Его первым путем и затем, быстро выпитая Им, как можно скорее и легче отошла бы от Него; но вместе с тем и по человечеству немедленно укрепленный божеством Отца, он высказывает другое более решительное моление: он хочет выпить чашу уже не так, но как угодно Отцу, – со славою, силою и всю без остатка.
Иоанн, записавший на память самые великие и божественные из речей и дел Спасителя, слышал от него Самого следующие слова: чашу, юже даде Мне Отец Мой, не имам ли пити ея? (Иоан. XVIII, 11). А пить чашу значило исполнить служение и, проникшись изволением Отца, мужественно совершить все домостроительство искупления и пройти ужасные страдания. Так хотел Он пройти и отстранить назад то, о приближении чего простил Сам Отец. Проходит же мимо, как говорят, и то, и другое: и остающееся мимо удаляющегося, и удаляющееся мимо остающегося. Но Матфей весьма ясно показывает, что хотя Он и просил, чтобы прошла мимо чаша, однако молился, чтобы это произошло не так, как Он сам хотел, но как хотел Отец. Согласно с этим следует понимать и слова, переданные Марком и Лукою. Марк сказал: не еже Аз хощу, но еже Ты (Марк. XIV, 36). А Лука же: обаче не Моя воля, но Твоя да будет (Луки XXII, 42). Сам Он говорил и хотел, чтобы страдание ослабело и прекратилось скорее, а Отец хотел, чтобы Он выдержал борьбу медленно и твердо. И так прошло мимо все, что случилось с Ним; и как стрелы, падающие на железное или несокрушимое оружие и отскакивающие от твердой скалы, сокрушались и отражались заушения, заплевания, бичевания, смерти и жала смерти. И когда все это совершалось, Он молчал и терпел мужественно, как будто Он ничего и не претерпевал или как будто бы даже умер. Когда же смерть замедлилась и силы его были чрезмерно сокрушены, то Он воскликнул к Отцу: вскую Мя еси оставил? (Матф. XXVII, 46). Слова эти согласны были с тем, чего просил Он ранее, «Почему, говорил Он, доныне смерть связана для Меня и Ты еще не проносишь чаши мимо Меня? Пока Я еще не выпил ее до дна, боюсь, как бы не был Я поглощен ею, когда она приблизится ко Мне полною, что может случиться, если Ты оставишь Меня; она останется преисполненною, и я уйду, не выпив ее. Пусть, наконец, совершится крещение: давно и ранее томился Я, пока оно не совершится» (ср. Лук. XII, 50). Такова, по моему мнению, была мысль Спасителя в этих кратких словах. И Он сказал истину, и не был оставлен, но немедленно выпил, как просил, и отошел. И символом этого, как кажется, был поднесенный Ему оцет; ибо измененное вино обозначало, быть может, Его быстрое превращение и перемену, происшедшую с Ним, когда вместо страдания получил Он бесстрастие, вместо смерти – бессмертие, вместо тления – нетление, вместо осуждения – право судить и вместо рабского подчинения – царство. А губка, как я думаю, обозначала бывшую в Нем полноту Святого Духа, а трость знаменовала царский скипетр и божественный закон, иссоп же – живительное и спасительное воскресение Его, которым и нас исцелил Он.
Фрагменты с толкованием на евангельские повествования в саду Гефсиманском.
И прешед мало, паде на лицы Своем, моляся и глаголя: Отче мой, аще возможно есть, да мимоидет от Мене чаша сия: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты
Отче Мой, аще возможно есть, да мимоидет от Мене чаша сия: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты
Сию молитву приносил Он Богу не потому, чтобы боялся мучений или чтобы не надеялся перенести их, но потому, что Своим примером хотел научить нас преданности воле Божией, так как Он учил нас смирению Своими первыми искушениями, ибо Он сошел с неба, не оставляя оного, вселился между нами на земле и уподобился нам, чтобы искупить нас Своим смирением и жизнью Своею. Он умер за нас, был погребен, воскрес, освободил пленников ада и вознесся на высоту неба, где Он прежде был. Итак, вы видите, дети мои, сколь возлюбил нас Бог Слово. Он вывел нас из ада и возвел на высоту неба.
Письма к монахам.
Вопрос. Если Он самовластен и могуществен, как Отец, то как же Он боится Креста и молится Отцу, говоря: «Отче, если возможно, то пусть чаша эта пройдет мимо Меня»? А это не принадлежит власти или знающей себя воле прибегать в беде к другому, требовать от него помощи.
Ответ. Мне думается, что и это наносит смертельную рану тем, кто суетно мыслит, ибо то, что здесь, именно являет Сына, равным по силе Родителю. Ведь Его обращение к Отцу было именно об этом. Не принято бы было Его Божественное пришествие, если бы не было утверждено сильным смирением и человеколюбием. А Промысл у Него – не силой Божества мстить гонителю, не владычески разбить его войско, но скорее кротостью и долготерпением совершить суд над противником. Если бы Он пришел и был, имея Свою природную выдержку, то думалось бы, что ничего нет поразительного в том, что Он совершает чудеса, что Бог борется с ангелом-отступником. Но это диавол безумно превознесся, как богоборец, и потому прекрасно, что Бог воспринял человеческую слабость, и разрушает гордыню диавола, даруя нам победу-одоление. Не человек прельщенный в древности, тем самым видимый, но Бог, умом постигаемый, был бы взят в плен, и думается, трудным было бы исправление рода нашего. Но святое Слово пришло в Божией природе, и Лик погиб, победил противоборца. И против него Он как Бог даст нам властительство, богословя: «Вот, дал Я вам власть наступать на змея и скорпиона, и всю силу врага» (Лк. 10:19).
Вопросы св. Сильвестра и ответы прп. Антония. Вопрос 132.
Вопрос. Но почему Распинаемый скорее отрекается, раз говорит: «Отче, если возможно, пусть мимо пройдет чаша сия»?
Ответ. Не может быть иначе. Просто человек не может спасти. А Бог как таковой не причастен страсти. Но Он – Бог и человек – един из двух, ибо природа та и другая соединились и стали единым: Он рожден богочеловечески от Приснодевы, сохранив Ее невредимой; Он же Бог – Он же человек. Когда Он восходит на Крест, то не становится причастен какой-то другой природе, поэтому иногда и говорит, как полагается Богу, а иногда – как человеку, как случается временно. Тогда враг (диавол) не может ничего поделать, по причине слов и знамений. И Бог Себя показывает способным быть покоренным, и когда при этом диавол приходит и смотрит, воистину ли Тот – Бог, тогда, возглашая и вызывая его на битву, Бог опять таит Свою человеческую природу – и противник, испугавшись, бежит. Так Господь совершает подвиг до распятия и смерти, в котором осуществилась вся Божественная победа.
Вопросы св. Сильвестра и ответы прп. Антония. Вопрос 133.
И, отойдя немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты
Слово Божие, соделавшись истинным Человеком, в действительности исполнило все человеческое. Так и во время страданий молит избавить от чаши, показывая, что надлежит не вдаваться самому в опасности, но, когда настали они, встречать их терпеливо. Ибо и Христос молит избавить от Креста еще уготовляемого, но осужденный на Крест, подняв его на рамена, взошел на него, как Победитель.
Письма. Книга I.
И, отойдя немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты
Христос, Владыка всяческих нимало не устрашился смерти. Он пришел пострадать для спасения человеков. Посему, когда слышишь, что говорить Он: «Отче, аще возможно есть, да мимо идет от Мене чаша» смерти (Мф. 26:39), – разумей, что не с боязнью и трепетом произносит сие, но смирением в речах уловляет мысленного змия, чтобы, признавая Его простым человеком, трепещущим и боящимся страдания, исполнил чрез служивших ему иудеев то, что Сам Он предположил и старался совершить за нас. Ибо враг, сам от себя измышляя крест, не знал, что исполнится сим сказанное в псалмах: «в делех руку своею увязе грешник» (Пс. 9:17), и: «обратится» лукавство «его на главу его» (Пс. 7:17), уловленного в погибель рабиим зраком и смиренными речами Владыки. Ибо уловляем был уловляющий нас, называемый китом и змием. И о Христе сказано в книге Иова, что «имать одолети великаго кита» (Иов. 3:8), и извлечет змия удицею Своего домостроительства по плоти (Иов. 40:20). И когда слышишь также, что Господь взывает на Кресте: «Боже Мой, Боже Мой, векую Мя еси оставил!» (Мф. 27:46)- знай, что говорить сие от лица всех от Адама рожденных человеков. Как и Ходатай, не потерпев обиды и расхищения, от лица защищаемого им взывает Судии: мы обижены ограблены, расхищены. Ибо, если бы все мы, происшедшее от Адама человеки, не были оставлены Богом, то не подверглись бы поруганию тысячей грехов и не стали бы приносить жертв, поклоняясь камням, деревьям, водам, неодушевленным звездам, обезьянам, псам, волкам, крокодилам, злым демонам и самому диаволу.
Письма на разные темы. Постельничему Мефодию.
И прошедши немного вперед, Он пал на лице Свое, молясь и говоря: Отче Мой, если возможно, пусть пройдет мимо Меня чаша сия; однако не как Я хочу, но как Ты
Дав апостолам повеление, чтобы они остались и бодрствовали, Он прошел немного вперед, пал ниц и просил, чтобы, - если возможно, - отошла от Него чаша страданий, о которой мы сказали выше; в то же время Он положением тела Своего, показал смирение духа (mentis) и говорил [так сказать] с лаской: Отче Мой. Он настоятельно просит не вследствие боязни страданий, но из милосердия к народу, занимавшему первое место, т. е. чтобы не от него испить уготованную Ему чашу. Поэтому Он многозначительно говорит не: Пусть пройдет мимо Меня чаша , а именно: чаша эта, т. е. [чаша из рук] народа иудейского, который не может привести в оправдание себя незнание, если умертвит Меня, ибо он имеет закон и пророков, которые непрестанно (quotidie) провозвещают обо Мне. Однако, снова возвращаясь к Своему сознанию (reverteus in semetipsum), Он от лица Бога и Сына [Божия] утверждает то, что от лица человеческого с трепетом отвергал: Тем не менее не так, как Я хочу, но так, как Ты, т. е. не так пусть будет, - говорит Он, - как Я говорю по человеческому побуждению; но пусть будет соответственно тому, ради чего Я по воле Твоей сошел [с неба] на землю.
Толкование на Евангелие от Матфея.
И, отойдя немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты
См. Толкование на Мф. 26:37
И, отойдя немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты
Слова если возможно Господь относил не к одной силе Бога, но и к Его праведности. Ибо что касается силы Божией, то для нее все возможно, как праведное, так и неправедное, а что касается Его праведности - Который не только всемогущ, но и праведен, - не все возможно, но только то, что праведно.
Комментарии на Евангелие от Матфея.
Моляся и глаголя: Отче Мой, аще возможно есть, да мимоидет от Мене чаша сия: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты
Говоря: аще возможно есть, да мимоидет от Мене чаша сия, обнаружил человеческий страх, называя чашею смерть; а словами: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты, показал, что если даже природа влечет в противную сторону, нужно следовать воле Божией и предпочитать ее своей воле, как более полезную для нас. Эти же слова: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты яснее выразил Лука (22:42), говоря: обаче не Моя воля, но Твоя да будет. А Марк (14, 34-35) говорит, что Спаситель молился, чтобы, если возможно, миновал Его час сей, т.е. смерти, и говорил: Авва Отче, вся возможна Тебе: мимо неси от Мене чашу сию: но не еже Аз хощу, но еже Ты. Еврейское слово Авва значит Отец, поэтому и присоединено значение его. Прибавление: не еже Аз хощу, но еже Ты есть неполная речь; здесь опущено: пусть будет. А полная мысль такая: пусть будет не то, чего Я хочу, но то, чего Ты хочешь. У Луки (22:42) написано: Отче, (аще) волиши мимонести чашу сию от Мене, и тоже речь не полная; пропущено: мимонеси. Сказал: аще возможно, т.е. допустимо, как человек, потому что человеку свойственно колебаться; а как Бог, Он знал, возможно ли это, или не возможно. Вероятно, что все это было сказано по частям, так как в молитвах мы обыкновенно выражаем одно и то же различным образом.
Толкование на Евангелие от Матфея.
И, отойдя немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты
(Мк. 14:35; Лк. 22:41). Лука поясняет: отошел от учеников на расстояние, на какое можно забросить камень, — приблизительное определение расстояния, вполне понятное. На таком расстоянии три ученика не могли расслышать всех молитвенных слов, произнесенных Спасителем, но были в состоянии уловить некоторые моменты Его молитвы. Как это ни странно, во многих кодексах здесь употреблено слово, совершенно противоположное слову “отошед,” и значит “подошед” (προσελθών) у Матфея и Марка. Это считали ошибкой переписчика, который здесь вставил лишнее “σ” и написал προσελθών вместо προελθών (так в ΒΜΠΣ, лат., Вульгате и Сиросинайском. По некоторым чтениям, следовательно, выражение не значит, что Спаситель отошел от учеников немного, а приблизился к ним немного. Считать это выражение ошибкой переписчика нелегко, потому что “σ” встречается у двух евангелистов. Можно думать, поэтому, что Спаситель, удалившись на расстояние, на какое можно бросить камень, потом приблизился опять к ученикам немного. Такое толкование примиряет вполне показания Матфея и Марка с показанием Луки, который говорит только об удалении (έπισπάσθη). Понятно, что μικρόν (немного) может относиться только к προσελΰών, а не к επεσεν. Во время Своей молитвы Спаситель “пал на лицо Свое,” т.е. пал на землю и, может быть, распростерся, хотя об этом последнем и нельзя непременно заключать из επεσεν επί πρόσωπον αύτοΰ (Μф.), или έπιπτεν επί της γης (указывается на неоднократное падение на землю — Марк). Оба эти выражения можно понимать так, что Он преклонил только колена (Лука) и лицом наклонялся до земли. Повторял ли Спаситель одни и те же слова во время Своей молитвы, или прибавлял и другие, неизвестно. Три ученика, которым одним они были слышимы, сохранили только то, что изложено в разбираемом стихе и параллелях. Спаситель молился о том чтобы, если возможно, Ему не подвергаться страданиям, которые Он называет “чашею страданий” (см. прим. к 20:22). Но Он в этом деле отклоняет, так сказать, действие Своей собственной человеческой воли, и желает, чтобы все было так, как угодно Отцу.
Толковая Библия.
И, отойдя немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты
См. Толкование на Мф. 26:36