Всему свое время, и время всякой вещи под небом
Следует знать, что хотя для прочего всему есть свое время, по слову Екклесиаста: время всякой вещи (Еккл. 3:1), но для молитв и псалмопения, как и для многого другого, пригодно всякое время. Потому - и когда движешь руку на дело, и языком воспевай, когда возможно это, лучше же сказать, полезно к созиданию веры, или если это невозможно - сердцем в псалмах и славословиях и песнопениях духовных (Еф. 5:19), воспевай Бога, как написано. И между делом совершай молитву, как благодаря Того, Кто дал силу рук на дела и мудрость ума на приобретение знания, Того, Кто дал вещество, из которого сделаны орудия и которое оформляется тем искусством, каким случилось нам заниматься, - так и моля направить дела рук наших к цели благоугождения Богу.
Пространные аскетические правила.
Всему свое время, и время всякой вещи под небом
Памятовать о Боге необходимее, нежели дышать, и, если можно так выразиться, кроме этого не следует и делать ничего иного. И я - один из одобряющих слово, которое повелевает размышлять день и ночь (Пс. 1:2), вечером и утром и в полдень вопиять (Пс. 54:18), и благословлять Господа во всякое время (Пс. 33:2). А если нужно присовокупить и сказанное Моисеем, то и идя дорогою, и ложась, и вставая (Втор. 6:7). И совершающий другие дела должен памятовать о Боге и этой памятью возводить себя к чистоте. Таким образом, запрещаю не памятовать о Боге, но богословствовать непрестанно, даже запрещаю не богословствование, будто оно было делом неблагочестивым, но безвременность, и не преподавание учения, но несоблюдение меры.
Мед, несмотря на то, что он мед, если принят в излишестве и до пресыщения, производит рвоту. И время всякой вещи (Еккл. 3:1), как рассуждаю с Соломоном. Даже прекрасное не прекрасно, если произведено вне порядка, как, например, совершенно неприличны цветы зимой, мужеский наряд на женщине и женский на мужчине, геометрия во время плача и слезы на пиру. Неужели же ни во что будем ставить время единственно там, где всего более надобно уважать благовременность?
Нет, друзья и братья! (Все еще называю вас братьями, хотя ведете себя и не по-братски.) Не так будем рассуждать, не побежим дальше цели, как горячие и неудержимые кони, сбросив с себя всадника - разум, и отринув добрую узду - благоговение, но станем любомудрствовать, не выступая из назначенных христианину пределов, не будем переселяться в Египет, не дадим увлекать себя к ассириянам, не воспоем песнь Господню на земле чужой (Пс. 136:4), то есть, вслух всякому - и стороннему и нашему, и врагу и другу; и благонамеренному и злонамеренному, который чрезмерно тщательно наблюдает за нами и, желая, чтобы в нас каждая искра худого обратилась в пламя, сам тайно ее возжигает, раздувает, воздымает своим дыханием к небу, выше сжигающего все окрест себя вавилонского пламени. Поскольку в собственных своих учениях не находят они для себя подкрепления, то ищут его в том, что слабо у нас. А потому, как мухи на раны, нападают на наши (как назвать это?) неудачи или погрешности.
Но не будем долее оставаться в неведении о себе самих и не уважать приличия в таких предметах. Напротив, если невозможно истребить вражду, по крайней мере, согласимся в том, чтоб о таинственном говорить таинственно и о святом - свято. Перед имеющими оскверненный слух не станем повергать того, чего не следует всем разглашать. Не попустим, чтобы в сравнении с нами оказались достойными большего почтения поклоняющиеся бесам, служители срамных басен и вещей, потому что и они скорее прольют кровь свою, нежели откроют учение свое непосвященным. Будем знать, что есть некоторое благоприличие как в одежде, пище, смехе и походке, так и в слове и молчании, тем более что мы, кроме других наименований и сил, чтим в Боге и Слово. Сами состязания да будут у нас подчинены законам.
Против евномиан.
Сей, когда время, собирай и разрушай житницы так же, когда время; и сади в пору, и собирай виноград зрелый; смело пускай в море корабль весной и вводи его в пристань, когда наступает зима и начинает бушевать море. Пусть будет у тебя время войне, и время миру (Еккл. 3:8), браку и безбрачию, дружбе и раздору, если и он тебе нужен, и вообще время всякому делу, если сколько-нибудь следует верить Соломону. А верить ему следует, потому что совет полезен.
Но спасение свое всегда совершай, и всякое время да будет благовременно для крещения. Если, минуя настоящий день, постоянно имеешь в виду завтрашний, и такими недолгими отсрочками держит тебя по обычаю своему во власти своей лукавый, внушая: «Отдай мне настоящее - а Богу будущее, мне юность - а Богу старость, мне годы удовольствий - а Ему ни к чему не годный возраст», - то в какой ты опасности! Сколько нечаянных случаев! Или война истребила, или землетрясение задавило развалинами, или море поглотило, или зверь похитил, или болезнь погубила, или крошка, застрявшая в горле (ибо всего легче умереть человеку, хотя и высоко думаешь о том, что ты образ), или излишнее употребление пития, или порывистый ветер, или понесший конь, или злонамеренно приготовленный ядовитый состав, а может быть, и вместо спасительного оказавшийся вредным. Или судья бесчеловечный, или неумолимый исполнитель казни, или сколько еще таких случаев, от которых в скорейшем времени бывает смерть, и никакие способы не сильны остановить ее!
Если же оградишь себя печатью, обезопасишь свою будущность лучшим и действеннейшим способом, ознаменовав душу и тело миропомазанием и Духом, как издревле Израиль мощной и охраняющей первенцев кровью и помазанием, тогда что может с тобой приключиться? И сколько для тебя сделано! Слушай, что сказано в Притчах: Когда ляжешь спать - не будешь бояться, и когда уснешь - сон твой приятен будет (Притч. 3:24). Что и у Давида благовествуется? Не убоишься ужасов ночи, заразы, опустошающей в полдень (Пс. 90:5-6). Это и во время жизни весьма важно для твоей безопасности (и вору не легко покуситься на овцу, на которой положен знак, а не имеющую на себе знака без опасения украдут), и после отхода из жизни - прекрасный погребальный покров, который светлее всякой одежды, дороже золота, великолепней гробницы, священнее бесплодных насыпей, благовременнее тех спелых плодов, что все мертвецы приносят в дар мертвецам, превратив обычай в закон.
Пусть все у тебя погибнет, все будет похищено: деньги, имущество, престолы, отличия и что еще относится к земной круговерти - но ты безопасно окончишь жизнь свою, не утратив ни одного из способов, дарованных тебе Богом во спасение.
На Святое Крещение.
Всему время, и время всяцей вещи под небесем
Вот начало словес подлежащих нашему обозрению. И труд исследования не мал; и польза от него достойна труда. Ибо цель обозренного нами в первых частях книги всего более, может быть, обнаружится в этой части, как покажет по порядку следующая за сим речь. В предыдущих словах как суетное осуждено все, чего домогается человек вовсе не для какой либо душевной пользы. Ибо указано благо, к которому надлежит возводить взор по тем понятиям, какие вложены нам в ум, а предпочитающим наслаждение телесное противопоставлено услаждение сообразное с мудростию. Остается узнать, как человеку жить добродетельно, заимствовав в сем слове как бы и некое искусство и способ к преспеянию в жизни. Сие-то обещает нам исследование Екклезиастовых слов в своем начале, где утверждается, что «всем время, и время всяцей вещи под небесем». Если кто приникнет во глубину смысла, то найдет великое любомудрие заключенное в сих речениях, и созерцательное и исполненное полезных советов. И чтобы нам в немногих словах открыт был путь к обозрению сего изречения, приступим к слову так:
В существующем одно вещественно и чувственно, а другое умопредставляемо и невещественно. В последнем бесплотное выше чувственного постижения, и сие лучше познаем тогда, как совлечемся чувств. Чувство же, способное к постижению естества вещественного, не имеет свойства проникать тело небесное и простираться за пределы видимого. По сей причине слово сие беседует с нами и о земном и о небесном, чтобы мы проводили сию жизнь непогрешительно. Вещественная сия жизнь есть жизнь во плоти; воззрение на прекрасное потемняется несколько видимым чувственно. Посему для суждения о прекрасном имеем нужду в некоем сведении, чтобы, как при постройках всему, что делается, направление давали какое-то правило или нить. Потому и нам предварительно указуется словом, чем направляется жизнь к должному.
Два, говорит Екклезиаст, отличительные в жизни признака прекрасного в каждой вещи, какая вожделенна для настоящей жизни, именно соразмерность и благовременность. И сему-то учит он теперь, говоря: «всем время» (ο χρόνος), «и время всяцей вещи под небесем». А под временем (ο χρόνος) должно разуметь меру, потому что всему, что приходит в бытие, спротяженно время. Поэтому не усиливаюсь утверждать, что сии отличительные признаки прекрасного совершенно применимы к всякому преспеянию в добродетели, пока не покажет сего продолжение речи; но что больше бывает успеха в жизни, проводимой при таковом соблюдении сказанного, сие можно приметить всякому. Ибо кому неизвестно, что и добродетель есть мера, измеряемая посредственностию сравниваемых? Не может она быть добродетелию, имея или недостаток, или излишек против должной меры; так например в мужестве недостаток его делается боязливостию, а излишек — дерзостию. Посему-то некоторые из питомцев внешней мудрости, став, может быть, хищниками наших писаний, и поняв мысль выраженную в сем изречении, один в кратком своем правиле советовал ни в чем не иметь недостатка, другой воспрещал чрезмерность. Один утверждал, что всего лучше мера, другой узаконил, ни в чем не допускать излишества. А тем и другим доказывается, что не достигать требуемой добродетелию меры достойно осуждения, превзойти же соразмерность — заслуживает презрение. Но и касательно благовременности то же слово объяснит нам, что и не предварять благовременности, и не опаздывать против нее, признается делом добрым. Что пользы земледельцу, который поручил срезывать колосья прежде, нежели созрела в пору жатва, или отложил попечение о жатве, пока семена не высыплются из стеблей. Ни в том ни в другом случае попечение о деле не послужит к добру, потому что от безвременности жатвы утратится польза времени, не тогда, как следовало, на сие употребленного. А что говорится о части, то должно разуметь и о целом. Подобное сему узнаем и в мореплавании, если кто предупредит или опустит благовременность. А что скажет иной о врачебном искусстве? Сколько причинят вреда излишек или недостаток надлежащих ко врачеванию времени и меры? Но сие надлежит оставить, потому что в продолжении речи яснее откроет сие словами самого Екклезиаста представленный пример.
Для чего же наперед предлагается это нашему рассмотрению? Для того, что в чем не соблюдается ни меры, ни времени, то не есть благо; напротив того прекрасно и вожделенно, что имеет совершенство в том и другом. Ибо если одно только в нем вожделевается, остальное же презрено, то бесполезно и преспеяние в остальном. Посему как у нас, которые совершаем движение двумя ногами, если случится что с одною, бесполезною делается для хождения и не пострадавшая нога, по немощи содействующей: так, если при времени недостает меры, или при мере благовременности, то тем, чего недостает, непременно обращается в бесполезное и то, что есть, но во времени оказывает пользу соразмерность, и в мере благовременность. Посему время (χρόνος) понимается нами как мера, потому что каждой отдельно взятой меры мерою служит время. Что ни бывает, без сомнения, бывает во времени, и с продолжением всего, что бывает, продолжается вместе и протяжение времени, малое протяжение времени с малым, и большее с большим. Есть мера чревоношению, мера возрастанию колосьев, мера созреванию плодов, мера мореплаванию, мера путешествию, мера каждому возрасту, младенчеству, детству, отрочеству, прихождению в юность, юношеству, мужеству, среднему возрасту, совершеннолетию, зрелости и преклонной старости. Посему так как не одна всему мера времени, ибо по разности подлежащих не возможно, чтобы все было одно другому равномерно, общая же, как сказано, мера всему измеряемому есть время, собою все объемлющее: то посему самому не сказал Екклезиаст: всему мера, по причине великого равенства в измеряемом относительно к большему и меньшему, но говорит: «всем время» — эта родовая мера, которою измеряется все, что ни бывает. Как в человечестве устаревшее изнемогает, а недозревшее бесчинствует; лучшее же — средина между двумя возрастами, то, что избегает неприятностей того и другого, в чем оказываются и сила, не соединенная с бесчинством юности, и благоразумие, не сопряженное с немощию старости, почему сила срастворена с благоразумием, и равно избегает и старческого бессилия и юношеской дерзости: так и определяющий всем время устраняет словом порок в том и другом отношении, происходящий от несоблюдения меры, лишая чести то, что преступило время, и отвергая то, что не достигло совершенства во времени. Но время нам продолжить по порядку и самое обозрение богодухновенных словес.
На Книгу Екклесиаста.
Всему время, и время всяцей вещи под небесем
«Время всякой вещи под небом», говорит Екклесиаст. Изречение это объемлет и те вещи и делания, которые бывают в нашем священном жительстве. Итак, если угодно, рассмотрим, что каждому времени прилично и свойственно. Ибо известно, что для подвизающихся есть время бесстрастия, и есть время побеждения страстьми, по причине младенчества подвизающихся. Есть время слез, и время окаменелости сердца; есть время повиновения, и время повеления; есть время поста, и время принятия пищи. Есть время брани от врага – тела, и время погашения разжжения; время бури душевной, и время тишины ума; время сердечной печали, и время духовной радости; время учить и время учиться; время осквернений, может быть, за возношение, и время очищений за смирение; время борьбы и время твердого мира; время безмолвия, и время деятельности безмолвной; время непрестанной молитвы, и время нелицемерного служения. Итак, да не обольщает нас горделивое усердие, побуждая прежде времени искать того, что придет в свое время: не будем искать в зиме того, что свойственно лету; ни во время сеяния – того, что принадлежит жатве. Ибо есть время сеять труды, и есть время пожинать неизреченные дарования благодати. В противном случае, мы и в свое время не получим того, что оному времени прилично и свойственно.
Лествица.
Всему свое время, и время всякой вещи под небом
Всему есть время и время всякой вещи под небом. Выше Соломон учил о непрочности и шаткости условий жизни человеческой: теперь он хочет показать то, что все в мире одно другому противоречит и ничто не пребывает постоянно, – ничто конечно из существующего под солнцем и в пределах времени, ибо прочие духовные существа не обнимаются пределами ни видимого неба, ни времени.
Толкование на книгу Екклезиаст.
Всему свое время, и время всякой вещи под небом
Таким образом, в чем состоит помощь Святого Духа, как не в том, чтобы устанавливался строгий порядок, чтобы изъяснялись Писания, чтобы преображался ум и происходило продвижение к лучшему? Ничто не происходит раньше срока, всему свое время. То же и Екклесиаст говорит: время всякой вещи (Еккл. 3:1). Посмотри, как само творение начинает плодоносить. Вначале это семя, и из семени восходит побег, а из побега возникает деревце; затем усиливаются ветви и листва, и развивается все дерево, и вот набухают почки, и из них показывается цветок, а из цветка появляется плод. Плод же, в течение некоторого времени грубый и бесформенный, понемногу входит в силу и достигает совершенной спелости и вкуса. Так и благочестие - ведь Бог благочестия и творения один и тот же - первоначально существует лишь в зачатке, от природы существуя в страхе Божьем; потом через законы и пророков оно вошло в младенчество, затем посредством Евангелия перешло в отрочество, а теперь с помощью Святого Духа достигает зрелости.
О покрывалах девственниц.
Ст. 1-8 Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру
В конце второй главы Екклезиаст подошел к главной причине неосуществимости человеческого стремления к счастью. Между человеческим хотением и его выполнением стоит Некто, Кто может отнять хлеб у одного и дать другому. Теперь, в 3 главе, он углубляется в эту мысль и распространяет ее на всю сферу человеческой жизни. И здесь Екклезиаст находит то же беспрогрессивное круговращение, то же неустранимое влияние законов, и здесь все человеческие желания и предприятия стоят в постоянной зависимости от времени и обстоятельств и, подобно явлениям внешней природы, проходят в строгой последовательности. Всему свое время, и время всякой вещи под небом. Hephez значит, собственно: склонность, намерение, предприятие. Екклезиаст говорит здесь не о предметах природы, а о деятельности человеческой, о явлениях человеческой жизни, как это видно и из дальнейшего развития мысли. Он хочет сказать, что факты человеческой жизни не суть продукты вполне свободной воли человека, лежат вне пределов его сознательных желаний.
Толковая Библия.