И ходил Лаван в шатер Иакова, и в шатер Лии, и в шатер двух рабынь, но не нашел. И, выйдя из шатра Лии, вошел в шатер Рахили
Но это - нравственный смысл повествования, а таинственный заключается вот в чем: пришел к нему Лаван (то есть «убеленный», ведь и сам сатана принимает вид ангела света (2 Кор. 11:14), и начал требовать у него свое. Иаков отвечал ему: узнавай, есть ли что твоего у меня (Быт. 31:32), то есть: «У меня нет ничего твоего; ищи, узнаешь ли что из твоих пороков и преступлений. Я ничего не унес из твоих коварств и не имею ничего общего с обманом; я убежал от всего твоего, как от скверны». И обыскивал Лаван, но не нашел ничего своего. О, сколь блажен муж, в котором враг не нашел ничего, что мог бы назвать своим, в котором диавол не обнаружил ничего, что признал бы своим! Кажется, что это невозможно человеку, однако Иаков носил образ Того, Кто сказал в Евангелии: идет князь мира сего и во Мне не имеет ничего (Ин. 14:30). Действительно, из того, что принадлежит диаволу, нет ничего, что имело бы неизменную сущность.
Об Иакове и блаженной жизни.
И ходил Лаван в шатер Иакова, и в шатер Лии, и в шатер двух рабынь, но не нашел. И, выйдя из шатра Лии, вошел в шатер Рахили
См. Толкование на Быт. 31:17
Ст. 33-34 И ходил Лаван в шатер Иакова, и в шатер Лии, и в шатер двух рабынь, но не нашел. И, выйдя из шатра Лии, вошел в шатер Рахили. Рахиль же взяла идолов, и положила их под верблюжье седло и села на них. И обыскал Лаван весь шатер; но не нашел
Лаван производит обыск в шатрах Иакова и всех жен его (имевших отдельные шатры). Хитрость и находчивость виновницы всего этого, Рахили состояла в том, что, зная древний обычай, известный и другим народам, а в законодательстве Моисея возведенный на степень закона обязательного (Лев. 15:19–20) — женщина нечиста во время менструации, и всякое прикосновение к ней оскверняет, — Рахиль спрятала терафимы под верблюжье седло, и сама села на всем в той уверенности, что Лаван не решится обыскивать ее, как скоро она заявит ему о своем состоянии нечистоты. Замечательно при этом глубокое почтение, с каким дочь обращается к отцу (35 ст.), хотя ни Рахиль, ни Лия не почитали отношения Лавана к ним и Иакову нормальными и справедливыми (ст. 15–16).