Ст. 1-3 И ты, сын человеческий, возьми себе кирпич и положи его перед собою, и начертай на нем город Иерусалим; и устрой осаду против него, и сделай укрепление против него, и насыпь вал вокруг него, и расположи стан против него, и расставь кругом против него стенобитные машины; и возьми себе железную доску, и поставь ее как бы железную стену между тобою и городом, и обрати на него лице твое, и он будет в осаде, и ты осаждай его. Это будет знамением дому Израилеву
Впрочем это мы можем разуметь и иначе. Ибо некоторые, слушая слово не слышат, потому что, хотя и приклоняют ухо к священному слову, но не отторгают сердца от земных пожеланий. И есть другие, которые покоряясь не покоряются, потому что, хотя телесно отстают от дел нечестивых, но нечестия дел с услаждением обносят в уме. Поэтому-то об Иудее, переходящей в плен, написано: видели ее враги, и посмеялись над субботами ея (Плч.1:7). Потому что враги смеются над субботами, когда злые духи влагают в праздную душу нечестивые помыслы, для того, чтоб и тот, кто успокаивается от дел, не успокаивался от услаждения самыми делами. Итак верно теперь говорится: слышай да услышит, так как слово должно так ударять на слух телесный, чтоб отзывался и в слухе сердечном. А кто покоится, тот пусть успокаивается так, чтобы и от помысла были отражаемы пожелания нечестия, если сии по-видимому отражены от самого дела. А для того, чтобы мы не следовали примерам нечестивых, как мы сказали, присовокупляется: зане дом преогорчеваяй есть. Но злые, хотя и долго бывают терпимы, однако же вдруг упадают, а на их наказания смотрят слабые, дабы не подражать тем, коих виновность считают не наказанною. Поэтому и здесь присовокупляется опустошение той же Иудеи, которая называется домом преогорчевающим, когда тотчас Господь говорит Пророку Своему: и ты, сыне человечь, возми себе плинфу (кирпич), и положи ю пред лицем твоим, и да напишеши на ней град Иерусалим, и да даси окрест его ограждение, и да соградиши над ним забрала и обложиши его острогом, и да поставиши окрест его полки, и да учиниши поставления стрельниц окрест. Ты же возми себе сковраду железну, и да положиши ю в стену железну между тобою и между градом, и да уготовиши лице твое нань, и будет в затворе, и затвориши и: знамение сиe есть сыном Израилевым.
В этих словах что другое означается по истории, если не осада и разрушение города Иерусалима, и выражается несчастье грешного народа? Он называется домом преогорчевающим, когда ясно говорится: и даси окрест его ограждение, и да соградиши над ним забрала и обложиши его острогом, и да поставиши окрест его полки, и да учиниши поставления стрельниц окрест. Но поелику слова пророчества большею частью рассказывают об исторических событиях так, что чрез них описываются и таинственные предметы, то надобно, чтоб эти же самые слова, которые мы произнесли, обсудить в духовном смысле, преимущественно потому, что в среду их вкладывается то, чего, кажется, нельзя принимать в буквальном смысле, когда говорится: ты же возми себе сковраду железну, и да положиши ю в стену железну между тобою и между градом, и да уготовиши лице твое нань, и будет в затворе. Ибо, если бы с событиями историческими не были смешиваемы таинственные, то для чего была нужна Пророку сковрада железная, чтобы он положил ее между собою и городом так, чтобы себя отдалить от осады сего последнего? Ибо когда говорится: возми себе сковраду железну, и да положиши ю в стену железну между тобою и между градом, то ясно высказывается, что этою самою сковрадою Пророк освободится от осады города. Поэтому присовокупляется и то, что он предсказал: и да уготовиши лице твое нань, и будет в затворе. Из чего открывается, что Пророк не будет в этом затворе, если он сковраду железную полагает в стену железную между собою и городом. И действительно, как во время того пленения, которое постигло Израильский народ после, никто не был свободен от опасности того и другого пленения. Итак что можно по букве разуметь в том, что Пророк полагает железную сковраду между собою и городом, который должен быть в осаде? Но хотя все то, что читается в описании плинфы, образующей город Иерусалим, буквально исполнилось, однако же надобно знать, что сковрадою изображается нечто таинственное, и осада Иерусалима описывается истинная.
Из этого мы научаемся держаться того и другого смысла в священном Писании, когда знаем, что одно исполнилось исторически, а другое по истории не имеет смысла, так как мы должны веровать, что в словах и делах Пророка предызображены и осада Иерусалима, которая в последствии совершилась по букве, и однако же тою же самою осадою предызображена другая осада, т.е. внутренняя. В последней мы справедливо отыскиваем, что может быть означаемо железною сковрадою, которая называется железною стеною. Итак о совершении той осады, чрез которую город Иерусалим был разрушен, мы уже знаем; но теперь обсудим ту внутреннюю осаду, которая ежедневно совершается. О ней образно говорится: и ты, сыне человечь, возми себе плинфу, и положи ю пред лицем твоим, и да напишеши на ней град Иерусалим.
Но прежде нам надобно решить вопрос: почему Пророк Иезекииль, как тогда, когда видит высокое, так и тогда, когда повелевается ему делать нечто таинственное, прежде называется сыном человеческим? Ибо он часто возвышается к небесному, и душа его питается предметами сокровенными и невидимыми. Следовательно, и среди таинств, которые он проникает, ему необходимо называться сыном человеческим для того, чтоб он всегда сознавал, что он есть, и никогда не гордился тем, к чему возводится. Ибо что значит всегда говорить Пророку, возвышенному к духовному: сыне человечь, если не то, чтобы всегда напоминать ему о слабости его? Сознавая слабость состояния, он не должен гордиться в помысле о величии своего созерцания.
Но поелику тот же Пророк, как уже сказали мы выше, служит образом проповедников или учителей, то справедливо теперь говорится: возми себе плинфу, и положи ю пред лицем твоим. Ибо всякий проповедник, принимая какого-либо земного слушателя для научения слову небесному, берет плинфу. Когда начинает говорить ему о воздаянии в небесном отечестве, о видении горнего мира, тогда написывает на плинфе город Иерусалим. Эту плинфу он полагает пред лицом своим; потому что с напряженным вниманием обсуживает качество слушателя, т.е. смотрит на успех или безуспешность, и к разумению его приноровляет слова своей проповеди, чтобы на сердце слушающего иметь возможность написать город Иерусалим, т.е. видение мира. Итак да будет сказано: возми себе плинфу, т.е. земное сердце ближнего. И положи ю пред лицем твоим, для того, чтоб с напряженным вниманием наблюдать за жизнью и разумением его. И да напишеши на ней град Иерусалим, чтобы сообщить ему сведение о том, какие суть вышние радости о видении мира. Ибо Иерусалим как бы уже написан бывает на плинфе, когда земная душа начнет познавать те истинные радости внутреннего мира, и стремится к созерцанию славы небесного отечества. Как бы на земле написывается видение мира, когда ум, который прежде мудрствовал о земном, возвышается любовью, уже к созерцанию славы небесного царства.
Но тотчас, как только душа начнет любить небесное, тотчас, как только она всецело соберется вниманием к видению внутреннего мира, тот древний враг, который спал с неба, завидует ей, и начинает строить большие ковы, и употребляет жесточайшие против обычных искушений, так что большею частью искушает противящуюся душу так, как прежде никогда не искушал, когда овладевал ею. Поэтому написано: чадо, аще приступаеши работами Господеви Богу, уготови душу твою во искушение (Сир.2:1). Поэтому-то и бесноватый, которого исцелил Господь, сильно потрясается изгоняемым бесом, как написано: и возопив, и много пружався, изыде (Мк.9:26). Ибо почему древний враг, оставляя обладаемого им человека, сильно потрясает его, тогда как во время обладания не потрясал, если не потому, что он большею частью при изгнании из сердца возбуждает в нем жесточайшие искушения, нежели какие возбуждал прежде, когда спокойно владел им? Поэтому-то и Израильтяне к Моисею и Аарону говорят: да видит Бог и судит вам, яко огнусисте дух ваш пред Фараоном, и пред рабы его, дати меч в руки его, убити нас (Исх.5:21). Ибо в Моисее и Аароне предобразованы закон и Пророки. И часто слабый сам по себе дух как бы ропщет против священных повелений; потому что после того, как он начнет слушать слова небесные и последовать им, возрастает жестокость Царя Египетского, т.е. искушение злого духа.
Итак учитель тщательно должен знакомить ведомую к совершенству душу с теми искушениями, которые постигнут ее, для того, чтоб она могла наперед быть готовою к избежанию ков злого духа. Поэтому теперь, после написания на плинфе города Иерусалима, хорошо Пророку говорится: и да даси окрест его ограждение, и да соградиши над ним забрала, и обложиши его острогом. Ибо той (душе), на которой написывается видение мира, необходимо наперед сказать и о борениях с искушениями. Ибо для того, чтоб она могла достигнуть тех вечных радостей мира, ей без сомнения надобно здесь выдержать многие борения с бедствиями. О ней хорошо говорится: и да даси окрест ея ограждение. Потому-то проповедник устрояет около научаемой души ограждение тогда, когда чрез предварительное наставление показывает, какими способами она должна противополагать добродетели порокам, как похоть бьет чистоту, как гнев возмущает спокойствие души, как чрезмерная радость расслабляет душевную силу, как многоречие расстраивает укрепление сердца, как ненависть умерщвляет любовь, как гордость подкапывает замок смирения, как лживость, повредив в речи истине, вредит ей и в познании, так что тот, кто не хотел говорить истины, которую знал, уже не знает, что он может говорить. Итак проповедником устрояется ограждение, когда словами священного увещания показывается, каким именно частным добродетелям какие, или какими способами, пороки строят засады. И против Иepyсалима, который начертывает на плинфе, проповедник строит укрепления, когда показывает все пороки, которые идут против души, как бы укрепленные войска; потому что, как уже часто мы говорили, необузданный гнев хочет казаться справедливостью, а слабость в управлении желает казаться кротостью, скупость именуется бережливостью, а расточительность называется щедростью. Ибо против души бывают устрояемы как бы укрепления, когда пороки возрастают под видом добродетелей, и чрез подoбиe являются на высоте, тогда как на деле они всегда лежат внизу.
Далее присовокупляется: и обложиши его острогом. Ибо чем сильнее душа начинает желать небесного, тем сильнее злые духи своими искушениями наводят на нее земные помыслы. Итак Пророк облагает ее (душу) острогом, когда святой проповедник наперед предсказывает добрым душам, как обыкновенно подкрадываются земные пожелания. И еще присовокупляется: и да поставиши окрест его полки, и да учиниши поставления стрельниц окрест. Учитель ставит окрест души как бы полки, когда указывает ей на собранные и соединенные натиски на нее злых духов, так, что cии искушают ее иногда не только одним, но и многими пороками.
Ибо есть некоторые пороки как бы по некоторому сродству близкие между собою; например, низость души, обжорство, и плотская нечистота, или, многословие, ложь и клятвопреступление. Потому что от низости душа переходит к пресыщению чрева, а когда чрево переполняется яствами, тогда плоть, плененная гордостью, увлекается к похоти. Так же, от многоречия рождается лживость, потому что весьма трудно не лгать тому, кто много говорит; и часто ложь прикрывается клятвою, для прикрытия себя пред человеческими суждениями. И гордость без зависти и тщеславия никак обойтись не может. Ибо всякий гордец завидует другим в той почести, которой домогается сам. И когда случайно достигнет ее, превозносится временною славою, и думает, будто другие не могли получить того, чему он радуется по суетному тщеславию, как преимуществу пред прочими, ему только принадлежащему.
Еще надобно знать, что некоторые пороки не вдруг являются к душе, но предполагаются, так что в искушении один следует за другим. И один становится пред лицом, а другой привходит в искушение со стороны, чтобы душа, противящаяся одному, обманом была пленена от другого. Ибо самые пороки, о которых сказали мы выше, воровски большею частью представляются один вместо другого, так как иногда, стараясь препобедить в самих себе гнев, душою нашею овладевает не нужная кротость, так что она не может являть должной строгости к согрешающим. А часто, когда нам не нравится осмотрительная кротость, тогда ревность увлекается до неистовства, и пленяет душу вне предела терпения. Итак, поелику на душу наступают смешенные между собою и соединенные пороки, то справедливо в устах проповедника поставляются окрест написанного Иерусалима полки. А поелику отдельные (пороки) бьют его оттуда и отсюда, то становятся стрельницами окрест. Следовательно, проповедник учиняет стрельницы окрест, когда для предосторожности предсказывает, как обольстительно поражает похоть, как жестоко убивает нетерпеливость, как заботливо воспламеняет и истребляет жадность к богатству, как надуто уничтожает гордость. Следовательно, становить стрельницы окрест значит проповеданием предсказывать, какие острия пороков обыкновенно уязвляют душу со всех сторон.
Далее следует: ты же возми себе сковраду железну, и да положиши ю в стену железну между тобою и между градом. Поелику железо есть металл твердый, а на сковраде жарят пищу, то что означается железною сковрадою, если не духовная горячность твердой ревности? Потому что всякая духовная ревность разгорячает душу учителя, так как он сильно скорбит, когда видит некоторых слабых, оставляющими небесное и услаждающимися временными благами. Эту железную сковраду хорошо брал Павел, когда мучимый ревностию о душах говорил: кто изнемогает, и не изнемогаю; кто соблазняется, и аз не разжизаюся? (2Кор.11:29). Самое сердце свое, которое распалял ревностью о душах, чем другим он соделывал, если не сковрадою, на которой горел любовью к добродетелям против пороков? Ибо то, что жгло, было сковрадою. Она раскалялась и готовила пищу; потому что воспламенялась от горести, но приготовляла пищу добродетелей из своего скорбного размышления.
Но что значит положение Пророком той же самой сковрады в стену железную между ним и городом, если не то, что эта самая крепкая ревность, которая ныне возбуждается в сердце учителя, в последний день суда будет свидетелем между ним и тою душою, которою он сильно желает избавить от пороков? Хотя бы тот, кого вразумляют, и не захотел слушать, однако же учитель за эту ревность, которую проявляет, не будет виновным в небрежении слушателя. Следовательно, проповедник полагает железную стену между собою и городом потому, что во время отмщения он защищается от опасности осуждения оттуда, откуда ныне терпит распаление сердца по ревности к обязанности стража. Потому что для всемогущего Бога нет такового жертвоприношения, каково – ревность о душах. Поэтому-то Псалмлпевец говорит: ревность дому Твоего снеде мя (Пс.68:10). Но сколько пламенность сердца, возбуждаемая ревностью по духу, благоугодна всемогущему Господу Богу, это ясно открывается, когда законом повелевается приносить в жертву крупичатую муку, самую чистую. Об ней написано: на сковраде в елеи да сотворится, спряжену да принесет ю витую жертву от укрухов, жертву в воню благовония Господу. Жрец помазанный, иже вместо его от сынов его, да сотворит ю: законно вечно, все да совершится (Лев.6:21-22). Ибо крупичатая мука, самая чистая, жарится на сковраде тогда, когда чистая душа проповедника сожигается огнем святой ревности. Ее повелевается смешивать с елеем, т.е. примешивать к светлости милосердия, которое пред взором всемогущего Господа горит и светит. Итак пусть смешивается с елеем душа, сожигаемая на сковраде; потому что стремлению святой ревности необходимо и гореть и светить добродетелью милосердия. Ибо она любит того самого, на кого по-видимому нападает. Поэтому-то и заповедуется приносить ее в воню благовония Господу горячею, потому что, если ревность не имеет любви, то та самая чистая крупичатая мука, которая приносится со сковрады, теряет горячность. И надобно заметить, кому заповедуется приносить ее; именно жрецу, который по нраву наследовал отцу. Ибо по нраву наследует отцу тот священник, который нравами доказывает, что он сын всемогущего Господа, и внутреннему благодарству не противоречит неблагородством дел своих. Ее заповедуется сожечь на алтаре всю без остатка, дабы она была именно всесожжением. Так как мы называем всесожжением то, что сожигается все без остатка. Поэтому и в другом переносном значении в этом месте та же самая крупичатая чистая мука, которая сожигается на сковраде, по заповеди должна быть всесожжением. А между всесожжением и жертвою различие состоит в том, что хотя всякое всесожжение есть жертва, но не всякая жертва есть всесожжение. Ибо есть много добрых дел, которые совершаются как жертвы, но не всесожжения, потому что не всецело воспламеняют душу к любви духовной. Ибо те, которые совершают дела Божии так, что не оставляют впрочем и некоторых дел века сего, именно приносят жертву, но не всесожжение. А те, которые все миpcкoe оставили, и всецело воспламеняют душу огнем любви Божественной, именно сами делаются для всемогущего Бога жертвою и всесожжением. Итак крупичатая чистая мука на сковраде есть чистая душа праведника в сокрушении духовной ревности; она сожигается попечением о душах, и считается не только жертвою Господу, но и всесожжением. Поэтому мы возьмем железную сковраду, и положим ее и стену железную между нами и городом, т.е. решимся на крепкую ревность, так чтобы нам в последствии найти в ней крепкую преграду между нами и душою нашего слушателя. Ибо эту стену железную мы найдем тогда, когда ныне мы крепко поддерживаем ее именно: научением, бережливостью, убеждением, выговорами, ласками, страхом, действуя иногда кротко, а иногда и строго. Об этой строгости справедливо присовокупляется: и да уготовиши лице твое нань, и будет в затворе.
Что значит уготовить (утвердить) лице на Иерусалим, написанный на плинфе, если не то, чтобы учитель не показывал себя ни снисходительным, ни милостивым к той душе, которой он возвещает видение небесного мира, доколе видит ее еще слабою в своих действиях? Поэтому написано: суть ли ти дщери, внимай телу их, и не являй веселаго к ним лица твоего (Сир.7:26). Потому что слабые души и преданные пожеланию миpa, иногда лучше сохраняются строгостью, так, что утвержденное лице, т.е. не допускающее никакого снисхождения к безделице, по соблюдению строгости, должно устрашать непостоянную душу, и силою надзора удерживать от услаждения пороками. Когда учитель это употребляет, тогда ему необходимо всегда содержать в сердце ласковость и кротость, так как он и много должен любить, и никогда не должен гордиться пред тем, кому впрочем отказывает в любви своей и кротости для пользы его.
Далее следует: и затвориши и (окружишь его). Учитель окружает душу слушателя, когда предсказывает, что ко всему, что делается в мире, могут быть привязываемы петли искушений, так что, когда душа бывает везде робка, везде осмотрительна, тогда чем она боязливее тем бдительнее живет.
Затем следует: знамение сие есть сыном Иизраилевым. Пo истории осады, которая совершилась по букве, знамение сынам Израилевым есть то, которое показал Пророк; а по таинству, которое ежедневно совершает учитель в отношении к душе каждого, знамением сынам Израилевым служит, как то, что он сделал, так и то, что он заповедал делать. Потому что, как дом Израилев вещественно претерпел осаду: так и каждая душа, которая уже начинает служить всемогущему Богу, чувствует облежащие ее осады злых духов. Если она желает решительно высвободиться от них, то должна знать, что своею силою она не может высвободиться; но ей необходимо надеяться на того Помощника, Который может нас, живущих еще в тленном теле, чрез таинство своего искупления, соделать сильнейшими даже бесплотных духов, Который есть Господь наш Иисус Христос, живущий и царствующий с Отцем, в единстве Святаго Духа, Бог чрез все веки веков. Аминь.
Ст. 1-2 Возми себе плинфу, и положи ю пред лицем твоим. Сим прикровенно напоминает Бог Иудеям прежнее их уничижение в Египте. И да напишеши на ней град Иерусалим, и соградиши над ним забрала, и да учиниши поставления. Сим показывает бедствия, какими Иудеям и городу их Иерусалиму угрожают осаждающие, которые придут и стеснят их. Забралами же называются высокие здания, подобные башням, на которых стоят осаждающие, как на стене, и видят не только стоящих на городских стенах, но самую внутренность города, и улицы и домы в нем. В духовном же смысле, Иерусалим представляет собою подобие души, которая утратила небесную лепоту, и ниспала долу, и написана на плинфе из брения, означающей землю. А забрала суть образ тех страстных движений и вожделений, какие сатана посеевает в мыслях души, и которыми попирается и сокрушается в душе здание небесной лепоты.
Ст. 1-2 И ты, сын человеческий, возьми себе кирпич и положи его перед собою, и начертай на нем город Иерусалим; и устрой осаду против него, и сделай укрепление против него, и насыпь вал вокруг него, и расположи стан против него, и расставь кругом против него стенобитные машины
Подобно тому, как мы прежде сказали относительно слов: войди и запрись в доме твоем, и вот возложены на тебя узы, и свяжут тебя и ты не будешь выходить, что пророк служит образом будущей осады, так теперь повелевается сделать геометрический чертеж на кирпиче и самый кирпич положить в виду пророка, чтобы начертив на пыли Иерусалим, он изобразил всю осаду против него, отмечая укрепления, и сооружаемые насыпи, и ограду войска, устраивающего окопы, и стенобитные машины вокруг, – все то, посредством чего обыкновенно берутся города. Говорится об укреплениях, которыми ограждается город, чтобы никто из осажденных не мог убежать, об устроенных насыпях, которыми наполняются вал и рвы, о стане – военной страже, (расположенной) вокруг [города], о стенобитных машинах, которыми расшатываются основания стен и разрушаются скрепления камней. Говорится же это для того, чтобы дать знать о близком пленении города Иерусалима при Седекии, в одиннадцатый год которого были взяты и царь и город. Вместо кирпича, который по-гречески называется в женском роде ἡ πλίνθος, Симмах яснее перевел πλἰνθιον, который мы можем назвать laterculus (кирпичек) и аbасis (доска). На пыли, [покрывающей] его, геометры обыкновенно чертят γρεμμάς, то есть линии и радиусы 1). Поэтому некоторые утверждают, что не дурно иметь сведения и по этой науке, ссылаясь на те примеры, что Иисус, сын Навин, послал соглядатаев, чтобы они описали землю (Иис. гл. 2), что собственно называется землеизмерением (geometria), и ангел у Захарии имел землемерную вервь для измерения Иерусалима (Зах. гл. 2). А что теперь пророку повелевается начертить на пыли Иерусалим (это у них называется собственно σκηνογραφία), то это мы можем понимать и в смысле поругания Израиля, который был вынужден обрабатывать кирпич и глину фараону, или что город, который считали крепким и непреодолимым, сравнивается с весьма непрочным кирпичом, который тотчас разлагается при прикосновении воды, так что тот, о котором прежде было сказано: „не скала ли весьма крепкая и не гора ли в пустыне – дочери Сиона“? сравнивается с кирпичом, который разрушается чрез наводнение вавилонское, согласно с написанным: сего ради возводит Господь на вы воду реки силну и многу, царя ассирийска (Ис. 8:7).
Толкование на пророка Иезекииля.
Символические действия
Пророк, которому запрещено говорить, должен в видимых образах (как бы жестами и мимикой) представить Иерусалим 1) осаждаемым, 2) голодающим и 3) завоевываемым. А так как бедствия осады продолжаются и в плену, который есть своего рода долголетняя осада народа, то в изображение первой входит и представление последнего. Каждый из указанных трех моментов выражен в особом символическом действии (последнее уже в V гл.), но между первым и вторым вставлено символическое изображение плена, так что всех символических действий 4, соответственно 4 небесным карам, обыкновенно постигающим грешников и как бы приходящим от 4 ветров земли (XIV:21; ср. объясн. 1, 5). Каждое следующее символическое действие описано и объяснено подробнее предыдущего, а к последнему (V:1-4) присоединено обстоятельное обоснование всех этих угроз (V:5-17).
И ты, сын человеческий, возьми себе кирпич и положи его перед собою, и начертай на нем город Иерусалим
Рисунок осады Иерусалима
“И ты, сын человеческий”. Продолжение речи Божией в III гл., след., символические действия пророку велено совершить во время подобного ховарскому явления ему Бога в Тел-Авивской равнине, которое последовало вскоре (см. обьясн. III:22) после Ховарского видения, вероятно в том же году. Если бы повеление совершить эти символические действия дано было в другой раз, а не тогда, было бы прибавлено в начале IV главы, как в VI и VII гл.: “и было ко мне слово Господне”. Но самое видение Славы Господней могло и не продолжаться во все время настоящего откровения, которому не было надобности быть более, чем внутренним. Таким образом, изображавшие осаду и взятие Иерусалима символические действия совершены были пророком на 4 года ранее самих событий, - промежуток времени, за который их естественным путем предвидеть нельзя было, ибо только в 4 год своего царствования (за год до призвания Иезекииля и его символических действий) Седекия вступил в союз с Навуходоносором, в 7 году изменил ему, а в 9 началась осада Иерусалима, тянувшаяся 2 года. - Кирпичи в Ассирии и Вавилоне употреблялись не только для построек (для которых там они были исключительным материалом), но и для письма: открыты целые библиотеки, написанные клинообразными знаками на таких кирпичах или глиняных плитках. Писали на сырых плитках, а потом засушивали. Наиболее интересные памятники ассирийской цивилизации дошли до нас на глине. Рисунки на кирпичах тоже дошли до нас; Британский музей владеет несколькими такими экземплярами, открытыми в Нимруде. Настоящее символическое действие Иезекииля могло заключать в себе и такую мысль, что когда-то осада Иерусалима будет записана на вавилонских плитках. Но едва ли в данном случае пророк воспользовался плиткой, хотя Симмах ставит plinqion, а LXX с тою же целью plinqoV придают здесь женский род. Обыкновенный кирпич и скорее мог быть под рукою, и более годился для цели по своей величине: кирпичи вавилонских стен были 1 ф. х 5 д. х 5 д. - “Начертай (букв. “выгравируй”) на нем город Иерусалим, “весь, каким он остался в верной памяти пророка” (Трошон); буквально: “Иерусалим, город”.
Толковая Библия.