И помост этот был по бокам ворот, соответственно длине ворот; этот помост был ниже
Если долготу ворот отнесем мы к тому месту, нa котором были устроены ворота, то по долготе ворот пол был внизу; потому что, сколько пространства могло занимать место ворот, настолько простираться и пол, который был внизу. Итак долгота пола не была различна от ворот, но равенства пола с воротами не было. Итак что это значит, что пол с воротами равно был долог, но и был равен, если не то, что жизнь народа далеко отстоит от жизни учащих? Потому что, хотя он, стремясь к царству небесному, имеет одну и ту же терпеливость надежды, впрочем не имеет одной и той же ревности к жизни. Итак пусть пол простирается на подобную долготу; потому что слушатели удерживают в себе ту самую веру, ту самую надежду, которую, как известно, имеют проповедники. Но пол пусть лежит внизу, чтобы все слушатели знали, что их проповедники далеко превосходят их по своим заслугам. Но если мы, как сказали выше, должны под долготою ворот разуметь самую высоту их: то, как несколько после написано, когда к воротам восходили по ступеням, пол настолько лежит внизу, насколько каждые ворота поднимаются на высоту. Потому что, чем святее жизнь учителя, тем смиреннее бывает чувство слушателя. Он и сам себя презирает, когда обсуживает жизнь своего проповедника, высящуюся на великую высоту. Ибо подражать ему в ином, может быть, и может, но в другом не может. В чем может, он успевает, а в чем не может, он смиряется. Следовательно, и то самое служит ему к преспеянию, что неподражаемо в преспеянии.
Ибо вот, если мы обсуживаем те слова и дела наших проповедников, о которых читаем; то познаем, на какую высоту были подняты ворота. Ибо умалчивая о явлении знамений, скажем о добродетелях сердечных. Известно о Павле, который говорит, что он законом умер для закона, потому что веру во Христа проповедывал ему и самый закон (Гал.3:24), – что он по великой ревности в вере не захотел по плоти держаться заповедей закона, запретил oбpeзaниe в язычниках. И когда Апостол Петр хотел было соблюдать еще обычай законного обрезания: тогда он (Павел) лично противостал ему, и сказал, что он в этом деле подвержен был нареканию (Гал.2:11). И высказывая эту свою ревность ученикам, называет (поступок Петра) не только проступком, но – что более лицемерием, т.е. притворством, говоря: когда Петр пришел в Антиохию, тогда я лично противостал ему: ибо oн подвержен был нареканию. И несколько после: вместе с ним лицемерили и прочие Иудеи (Гал.2:11, 13). Нo тот же Апостольский первенец (Петр), давая многие наставления ученикам, и узнав, что они увлекаются некоторыми писаниями Павла, говорит: как и возлюбленный брат наш Павел, по мудрости ему данной, написал вам; так как он говорит о сем и во всех своих посланиях, в которых есть нечто и неудобовразумительное; что невежды и неутвержденные, к собственной своей погибели, превращают, подобно как и прочия Писания (2Пет.3:15-16). Вот (Павел) в своих посланиях написал, что Петр подвержен был нареканию, и вот Петр в своих посланиях утверждает, что Павел дивен в том, что он написал. Известно, что если бы Петр не прочитал посланий Павла, то не стал бы хвалить их. А если он прочитал их, то заметил, что в них сам он назывался подверженным нареканию. Итак друг истины похвалил даже то, что его обличили; ему понравилось даже то самое, о чем он думал иначе, нежели как следовало думать. И он согласился с меньшим братом, и в этом самом деле соделался последователем меньшего себя, чтобы тому, кто был первым в сонме Апостолов, быть первым и в смирении, Итак обсудите, возлюбленнейшие братия, на какой высоте души стоял тот, кто хвалил те послания, в которых написано, что он подвержен нареканию. Какая кротость, какое спокойствие духа, какая твердость души, и не возмущаемость помышления? Вот он от меньшего себя обличается, и не обижается тем, что, его обличают. Не припоминает того, что он первый призван к апостольству, ни того, что он получил ключи царствия небесного, ни того, что, если он разрешит какие-либо грехи на земле, то они будут разрешены и на небе (Мф.4:18, 16:19 и дал.), ни того, что ходил по морю (Мф.14:29), ни того, что он одним словом во имя Иисуса восставлял расслабленных (Деян.9:33-34), ни того, что врачевал больных тенью своего тела (Деян.5:15), ни того, что словом убивал лжецов (Деян.5:10), ни того, что молитвою воскрешал мертвых (Деян.9:40). Итак для того, чтобы без негодования выслушать слова обличения, он как бы забыл все полученные им дары, чтоб удержать один дар крепкого смирения. Итак, кто из нас, спрашиваю я, явивши хотя какое-либо из последних знамений, будучи обличен от меньшего, терпеливо выслушал бы слова обличения? Мы не сделали никакого чуда, но если бы кто стал укорять нас за какое-либо наше действие, то мы тотчас рассердимся, тайно считая самих себя за людей великих, припоминая cебе даже и те добродетели, которых не имеем. Напротив того Петр с добродетелями был смирен при обличении, но ворота поднялись на высоту. Но мы не можем подражать этому, столь высокому смирению; и как пол, далеко лежим внизу.
Но некоторые думают, будто Павел обличал не Петра, первенца из Апостолов, но кого-то другого, называвшегося тем же именем. Если б они с большим вниманием прочли слова Павловы, то не стали бы говорит этого. Ибо Павел, начиная речь: когда Петр пришел в Антиохию, тогда я лично противостал ему (Гал.2:11), для того, чтобы показать, о каком Петре он говорил, в самом начале своего повествования сказал: мне вверено Евангелие для необрезанных, как Петру для обрезанных. Ибо Тот, Кто содействовал Петру в Апостольстве к обрезанным, содействовал и мне к язычникам (Гал.2:7-8). Следовательно, ясно, о каком Петре говорит Павел, и Апостолом называя его, и повествуя, что он был начальствующим в Евангелии обрезания.
И были люди, которые говорили, будто второе послание Петра, в котором похвалены послания Павловы, не его послание. Но если бы они захотели обсудить слова того же самого послания, то стали бы думать совсем иначе. Потому что в нем написано: гласу пришедшу к Нему такову от велелепныя славы: сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже Аз благоизволих. И присовокупляется: и сей глас мы слышахом с небесе сшедшь, с Ним суще на горе святей (2Пет.1:17-18). Итак пусть они прочтут Евангелие, и тотчас узнают, что когда этот голос сходил с неба, тогда Апостол Петр стоял с Господом на горе. Следовательно, это послание написал тот, кто слышал на горе этот глас о Господе.
Но поелику мы немного сказали о Петре, то теперь, если угодно, обратимся к кротости Павла, и по возможности обсудим, как был кроток и терпелив тот, кто был столь пламенен в ревности проповедания, что не пощадил и первого из Апостолов. Но мы умолчим о том, что он трижды был бит розгами, что однажды побивали его камнями, что три раза терпел он кораблекрушение, что ночь и день пробыл он в глубине морской, что от Иудеев пять раз дано ему было по сороку ударов без одного (2Кор.11:24-25). Ибо менее подвигают душу на гнев беды, которые наносятся нам от открытых врагов: гораздо больнее бывает то, что мы терпим от своих. Поэтому-то и Сама Истина, жалуясь чрез Псалмопевца на своего предателя, говорит: яко аще бы враг поносил Ми, претерпел бых убо. Ты же, человече равнодушне, владыко Мой и знаемый Мой, иже купно наслаждался eси со Мною брашен (Пс.54:13-15). Итак рассудим по возможности, что Апостол Павел был столько терпелив среди гонителей, сколько был кроток среди учеников. Пришед в Коринф, он отвлек Коринфян от служения идолам, научил их ведению истинного Бога, и возвестил им о радостях вечной жизни. И когда собирал великое множество народа к вере, тогда переносил там такую нужду, что зарабатывал содержание себе с большим затруднением. Он не получал и земного хлеба от тех учеников, которым проповедовал хлеб небесный. Словом он крепко стоял за жизнь слушающих, трудом рук стоял за жизнь своего тела (1Кор.4:12; 1Сол.2:9; 2Сол.3:8). Даже из других стран были присылаемы ему от учеников пособия, чтоб он безбедно мог проповедовать Коринфянам. Потому что после сам он чрез послание к тем же Коринфянам говорит: пришед к вам, и в скудости быв, не стужих ни единому. Скудость бо мою исполниша братия, пришедше от Македонии (2Кор.11:8-9). К великому стыду их он впереди сказал: я вводил другия Церкви в убыток, заимствуя от них содержание, когда служил вам (2Кор.11:8, по русскому переводу). Итак представим себе, сколько можем, какова была кротость его, – проповедовать о хлебе душевном, и не получать хлеба телесного; настроить сердца слушающих к богатству вечному, и голодать среди тех же самых верующих и богатых учеников; среди сытых терпеть голод, впрочем не говорить о том, что было претерпеваемо, и однако ж не скорбеть; видеть жестокие в отношении к нему сердца упорных слушателей, но не прекращать проповеди. Ибо он, по свидетельству Деяний Апостольских, год и шесть месяцев проповедовал в этом самом городе (Деян.18:11). И когда от этих самих Корянфян удалился, тогда написал им после, что он перенес у них (2Кор.11:23 и далее). Но почему он никогда не говорил им этого, когда жил среди их? Именно потому, чтобы по приказанию не было делаемо то, чего в отношении к нему не было делаемо по доброй воле; и когда бы сделалось известным их милосердие, тогда осталась бы неизвестною их воля. Почему же он пишет об этом гораздо долго спустя? Потому, чтобы не навсегда оставлять неисправимыми учеников, и чтоб они не были таковыми же к другим братьям, каковы были по скупости в отношении к учителю. В этом Павел, истинный учитель язычников, не заботясь о себе, а стараясь о других, верно исполнил то, что он проповедовал: никто же своею си да ищет; но еже ближняго кийждо. Не иский своея пользы, но пользы многих, чтоб они спаслись (1Кор.10:24, 33). Итак какова сила кротости? Каково спокойствие духа? Кто же из нас не стал бы тотчас отчаиваться в жизни того, кого хотя одного богатого обратил бы он к служению всемогущему Богу, и видел бы себя нуждающимся, а того не дающим ему пособия к жизни? Кто не сказал бы, что он трудился напрасно? Кто не рассердился бы от увещания того, кого не видал бы приносящим плод доброго дела, во-первых, в отношении к нему самому?
Но Павел по кротости твердо выстоял на вершине добродетелей, проповедал, любил, и выполнил то доброе дело, которое начал, а терпением и постоянством довел сердца учеников до милосердия (2Кор.9:3-4 и д.). Ибо показывая, что он после узнал об их преспеянии, в том же самом послании написал: излишне писать вам о вспоможении святым. Ибо я знаю ycepдиe ваше, и потому хвалюсь вами пред Македонянами, что Ахаия готова еще с прошедшего года: и ревность ваша поощрила многих (2Кор.9:1-2). О них же еще он говорит: (вы), которые не только начали сие дело, но желали того еще с прошедшего года (2Кор.8:10). Ибо, от кого он требовал не столько дел, сколько добрых расположений, в тех без сомнения похваляет более добрые расположения, нежели дела. Впрочем надобно заметить, что самая эта похвала имеет обличение, когда говорится: с прошедшаго года. Хотя они делали добро, но медленно; и потому учитель похвалил оное, но не без укоризны. Потому что он есть врач, который прикладывает к ране такое лекарство, которое и заживляет то, что очищено, и щиплет то, что загнило. Но перенося это и проповедуя, он докончил то, что начал. И дивною силою великодушия умягчил жестокость учеников до нежности милосердия, потому что долгота ворот поднялась на высоту. Но мы слабые недостойны того, чтобы подражать великодушию толикой кротости, потому именно, что мы пол, и в презрении лежим в своих обычаях.
Но вот, когда я говорю о двух вождях небесного воинства, мне приходит на память мученик Стефан, который держась за имя Создателя своего, был выведен на средину гонителей, стоял бесстрашно, учил надежно, и в порыве ревности по истине сильно обличал своих притеснителей, говоря: вы присно Духу Святому противитеся (Деян.7:51). И когда те побежали за камнями, и начали побивать его камнями, тогда он преклонив колена, молился за тех же самых гонителей, говоря: Господи, не постави им греха сего (Деян.7:60). Итак какова эта доблесть, – кипеть ревностью так, чтобы смело говорить обличения тем, у кого он был во власти, за их вероломство; и любить так, чтобы даже при смерти молится за тех, которые умерщвляли eго? Потому что он ревновал так, как будто решительно не имеет кротости; и пребыл кротким в любви к ним так, как будто решительно не горячился против них. Помыслим между тем, где лежит виновность нашей совести. Ибо кто из нас, получив хотя словесное поношение, не платит ему тотчас же поношением, не сотрясается весь до основания, не проявляется в ненависти, не забывает заповеди о любви? Но блаженный Стефан мог это совершить по благодати всемогущего Бога, потому что он был воротами, поднимающимися на высоту. Но мы несчастные подражать этому своею силою не можем потому, что глубоко лежим внизу, как пол.
Но что мы с своим удивлением беседуем о жизни Святых, когда и самые древние отцы, рассуждая о жизни Проповедников святой Церкви, чрезвычайно удивлялись? Не их ли жизни удивлялся Псалмопевец, когда говорил: мне же зело честни быша друзи Твои, Боже, зело утвердишася владычествия их (Пс.138:17)? Спроси, что об этих друзьях Его говорит Евангелие, в котором Истина проповедникам вещает: вы друзи Мои есте (Ин.15:14). И Исаия, взирая на жизнь их говорит: кии суть, иже яко облацы летят, и яко голуби к окнам своим (Иc.60:8). Святые Проповедники справедливо названы облаками, потому что они словами дождят, а чудесами сияют. О них говорится, что они и летят, яко облацы; потому что и на земле живя, они были вне земли по всему, что они соделали. Поэтому и чрез один таковый облак говорится: во плоти бо ходяще, не по плоти воинствуем (2Кор.10:3). Ибо прежние отцы вступали в супружества, рождали детей, владели имуществом, занимались заботами о семействе. Но этих провидящие по духу пророчества называют уже отказавшимися от имущества, не желающими супружеств, не рождающими детей, на земле ничего не имущими, ничего не имеющими, не ходящими по земле, подобно людям, но летающими, подобно облакам. Ибо они летают, потому что умом созерцают то, что есть на небе. Они как будто не прикасаются к земле, потому что ничего на ней не желают. Они и к окнам своим несутся, как голуби, потому что пo духу своей кротости не проявляют чрез взоры никакого пожелания в этом миpe. Итак помыслим, какой высоты те ворота духовного здания, которым дивятся даже отцы духовные. Поэтому при удивлении им как необходимо смиряться нам, которые составляем пол? – Но поелику под названием долготы ворот мы слышали о высоте их: то теперь постараемся узнать что-либо о широте их. – Далее следует: и измерил широту от лица ворот нижних до фронтона притвора внутреннего со внешней стороны, сто локтей к востоку и северу (Иез.40:19).
Беседы на пророка Иезекииля.
И помост этот был по бокам ворот, соответственно длине ворот; этот помост был ниже
Помостом (LXX: stoai, колонны = peristula 17 ст. слав. “притворы”, разумея должно быть комнаты) был устлан не весь внешний двор, а только часть его соответственная бокам (слав. тоже: “противу задней стране”) врат, т. е. ширина его полосы была равна длине ворот (50 локтям - минус толщина стены 6 л.: ст. 5, 6) см. план 3: у, у. Этот помост (греч. уже peristulon, слав. “междустолпие”), назван нижним (рус. биб. “ниже”, греч. 'upokatw, слав. “нижнее”), конечно, в отличие от помоста внутреннего двора, который был выше внешнего двора на 8 ступеней (ст. 37); правда, о помосте внутреннего двора не упоминается, но должно быть потому что, как то имело место в соломоновом храме (2 Пар VII:3) и Иродовом (epist. Arist.) этот двор был весь вымощен.