Подъем к ним - в семь ступеней, и преддверия перед ними; и пальмовые украшения - одно с той стороны и одно с другой на столбах их
Что это значит, что прежде упоминалось о написании пальм на фронтонах, а теперь говорится, что на фронтоне резные пальмы? Потому что в резьбе камней являются дела снаружи. Но, как мы уже выше сказали, что живописство пальм служит показанием знамений. А теперь говорится о вырезании пальм для того, чтоб обозначить доказательство добрых дел. Ибо самым верховным проповедникам говорится: да видят ваша добрая дела, и прославят Отца вашего, иже на небесех (Мф.5:16). Итак те, которые показывают святые деяния вырезанными в жизни их, имеют на фронтоне вырезанные пальмы; потому что они теперь уже в святых делах своих показывают, какова в последствии последует за ними победа. Но поелику мы сказали, что воротами с Востока означается вера, воротами с Севера – надежда, а воротами с Юга – любовь: то нам надобно заметить, что на воротах восточных упоминается о живописности пальм, а о воротах к Северу и Югу говорится о вырезании их (пальм); потому что часто случается, что те, которые положили только начало, не упражняют себя в делах прочных и великих; а те, которые после падения обращаются к добродетелям, большею частью упражняются в великих подвигах, чтоб иметь возможность прикрыть пред очами всемогущего Бога преступления свои. И те, которые по горячности духа возросли в добродетелях, сияют как полдень в святых деяниях. Поэтому на восточных воротах живопись, а на северных и южных воротах резьба; потому что то знамение победы, которое показывается в полагающих начало, в обращающихся и ревностных держится прочнее и крепче.
И весьма замечательно, что говорится: отсюда и оттуда. Ибо все мы, стремящиеся ко входу жизни, должны иметь пальму и с правой и с левой стороны. Так как выражением: отсюда и оттуда означается та и другая сторона. Итак с правой стороны имеет пальму тот, кого не надмевает счастье, а с левой стороны имеет пальму тот, кого не доводят до отчаяния несчастия. Как бы с той и другой стороны носил пальму Павел, когда говорил: с оружием правды в правой и левой руке; в чести и безчестии, среди порицаний и похвал, считаясь обманщиками, но будучи верны (2Кор.6:7-8. По русскому переводу). Его ни несчастия не колебали, ни счастие не надмевало. Следовательно, он нес пальму с той и другой стороны; потому что в несчастии пребыл тверд, а в счастии смирен. Так как надмевающийся в счастии не умеет держать в правой руке пальмы. А кто малодушествует в несчастии, тот не умеет носить пальмы с левой стороны. Итак для того, чтобы пальма была носима на фронтон с той и другой стороны, в душах наших всегда должны быть – и упование в несчастиях, и страх в счастии, дабы или несчастия не доводили до отчаяния, или счастие не надмило души до самонадеянности. Поэтому-то оный же славный проповедник говорил: вем и смиритися, вем и избыточествовати: во всем и во всех навыкох, и насыщатися и алкати, и избыточествовати и лишатися: вся могу о укрепляющем мя Иисусе Христе (Флп.4:12-13).
Ужели, братие, есть какое-либо искусство в том, чтобы жить и в скудости, и в изобилии, насыщаться и алкать, быть в обилии и недостатке, что такой проповедник считает за важное дать знать о сем? Решительно искусство, и дивное знание той науки, которой нам надобно учиться с полным напряжением сердца. Ибо кого бедность не сокрушает, от действия благодати не отвлекает, к пожеланию вещей временных не возбуждает, тот умеет смиряться. В этом месте Апостол называет смирением терпение бедности. Потому что тотчас в противоположность присовокупляет: вем и избыточествовати. Кто не надмевается от полученных благ, кто не бросает их для приобретения суетной славы, кто не владеет один тем, что получил, но милосердно разделяет это с нуждающимися; тот умеет избыточествовати. Кто, имея продовольствие, пользуется им не для пресыщения чрева, но для восстановления добродетели, не употребляет для плоти более того, сколько требует необходимость, тот умеет насыщатися. Кто терпит недостаток в ежедневной пище без ропота, и ничего не делает такого, что могло бы ради необходимости в пропитании запутать душу в грех, тот умеет алкати. Итак кого ни в изобилии не надмевает гордость, ни в крайности не беспокоит пожелание; тот умеет и избыточествовати и лишатися. Когда он тотчас присовокупил: вся могу, тогда для того, чтобы мы не приняли слов его за выражение гордости, присовокупил: о укрепляющем мя. Вот ветвь поднялась вверх; но поелику держалась на корне, то осталась в зелености. Поднимаясь вверх, она могла бы засохнуть, если бы отделилась от корня. Но он (Павел) ничего себе не приписывает; потому что признается, что он все может не сам по себе, но в Том, Кто укрепляет его. Итак отсюда и оттуда имеет пальму тот славный Проповедник, которого ни изобилие не увлекает в гордость, ни бедность к жадности.
Итак, братие, научимся быть благодарными не только в счастии, но и в несчастии. Ибо Создатель наш по своей благости соделался для нас отцом, и воспитывает нас, усыновленных детей, для наследия царства небесного. И не только поощряет к тому дарами, но и вразумляет розгами. Поэтому научимся избыточествовати так, чтобы все, получаемое от Него, разделять с нуждающимися. И избыток не должен надмевать души, дабы она не радовалась тому, что у ней есть то, чего нет у другого, и не радовалась частному благу, но общему. От частной радости к общей Истина призывает учеников, когда увещевает их возвратившихся с проповеди и обрадовавшихся повиновению им бесов, говоря: о сем не радуйтеся, яко дуси вам повинуются: радуйтеся же, яко имена ваша написана суть на небесех (Лк.10:20). Ибо не все избранные изгоняют бесов: но имена всех избранных написаны на небесах. Следовательно, ученикам дается наставление, чтоб они отложили свою частную радость, а радовались бы общею радостью о вечном блаженстве. Итак кто радуется тому, чего другой не имеет, тот, от самого своего избытка соделавшись худшим, имеет радость частную. Против желания сего избыточества увещевает нас Иоанн, говоря: не любите мира, ни яже в мире (1Ин.2:15). Он тотчас присовокупляет причину, почему: аще кто любит мир, несть любве Отчи в нем (Там же). Ибо никто же может двема господинома работати (Мф.6:24), потому что не может в одно и то же время любить и преходящее и вечное. Если мы любим вечность, то временным владеем для пользы, но без пристрастия. Иоанн эту же самую причину присовокупляет, говоря: яко все, еже в мире, похоть плотская, и похоть очес, и гордость житейская (1Ин.2:16).
Ибо люди желают иметь что-либо более, нежели сколько необходимо, для того, чтоб имением гордиться, и мечтать в помыслах о себе, что другой этого не имеет. Поэтому кто таков, тот еще не научился умению избыточествовати. Но часто собираемое жадностью по пристрастью считается необходимостью, и когда было бы достаточно меньшего, скорбят, что нет большего, и неосторожная душа терпит как бы некоторую необходимость, которую рождает. И когда излишне то, чего она желает, тогда она извиняет некоторым образом пред собою свою жадность. Итак избыточество стоит рядом с гордостью. Если же когда перехватила его прихоть, то его постигло, так сказать, как бы чужеземное пленение. Итак, если мы хотим знать искусство избыточествовати: то нам необходимо избегать не только тех пороков, которые в соседстве с ним, но и тех, которые приходят издалека. Научимся терпеть бедность так, чтоб и не домогаться с виновностью иметь то, чего не имеем, и не считать счастливыми тех, которых видим чрезвычайно богатыми. Весьма излишне то, что наперед приготовляют для себя, как бы на расходы настоящей жизни. Они несут много; но на кратком пути лучшая для нас спутница в шествии бедность, которая не стесняет души, когда нет у нее земного достатка, за который мы должны дать отчет вечному Судии. Мы свободнее идем к отечеству, потому что на пути как бы не имеем тяжести.
Будем учиться и насыщению, дабы в принятии телесных яств не служить более щекотанию горла, нежели необходимости. Ибо пожелание требует большего, нежели необходимость. И часто, когда мы стараемся удовлетворить требованию тела, подкрадывается наслаждение, и превышает меру возобновления. От этого происходит, что преступление переходит к преступлению; потому что другое искушение плоти рождается большею частью оттуда, откуда неумереннее служат телу в возобновлении его. Ибо от греха первого человека, по слабости естества, мы рождаемся в этом мире с нашими искушениями. И тело иногда бывает нашим помощником в добром деле, а иногда прельстительницею на зло. Поэтому, если мы даем ему более, нежели сколько должны давать, то мы питаем врага. А если отказываем в необходимости его, сколько мы должны, то убиваем гражданина. Итак тело должно быть насыщаемо, но до такой степени, чтобы оно не ослабевало в сотрудничестве нам в добром деле. Ибо кто удовлетворяет его настолько, что этим гордится, тот решительно не умеет насыщатися. Поэтому есть великое искусство в насыщении, дабы кто-либо чрез насыщение тела не вырывался к нечестию мерзости. – Будем учиться алкати для того, чтобы нам здесь нравилась наша бедность по следующему за нею избытку, дабы необходимая потребность чрева не увлекала нас к преступлению, дабы нужда не приумножала греха для самой души; и чтобы сердце не имело негодования, и язык не дозволял себе ропота, когда тело томится голодом, душа возбуждается к пожеланию, и желает предвидеть с преступлением, откуда бы можно было удовлетворить телу в его необходимости. Итак кто в нужде своего тела осматривается туда и сюда, и хранит себя от греховного соблазна, тот умеет алкати.
Итак, возлюбленнейшие братиe, поелику мы чрез веру, надежду и любовь желаем войти во внутренний двор жизни тремя воротами: то удаляясь гнева и жадности в несчастии, и не предаваясь гордости и неумеренной радости в счастии, будем держать пальмы отсюда и оттуда. Можно еще возвратить иного гражданина небесного отечества, и показать, как он должен держать пальму отсюда и оттуда. Ибо блаженный Иов, когда имел под рукою многих мужей Востока, когда все улыбалось ему счастием, детей было много, семейство умножалось, стада распложались, устоял в таком страхe ко всемогущему Богу, что среди наблюдения за подчиненностью, среди дел правосудия, среди многих послушаний смирения, будучи внимателен к делам милосердия, усерден к жертвоприношениям, приносил всесожжения за каждого из детей своих, дабы никто из них не грешил даже в сердце (Иов.1:2 и далее). Обсудим же, какая была бдительность над добрым делом у того, кто жертвоприношениями очищал даже тайные грехи в своих детях. Но как он был праведен, об этом было известно в его счастии, но решительно неизвестно было, мог ли он устоять в той же праведности и среди несчастий. Поэтому надобно было затронуть его несчастием для того, чтоб этот святой муж в счастии был допрошен несчастиями, чтобы тот, кто был известен всемогущему Господу, чрез несчастия сделался известным и нам, и самому себе. Итак по распоряжению Господню, у него уведены стада, перебиты сторожа, разрушен дом, истреблены дети, поражено тело от подошвы ноги до маковки. Осталась невредимою жена, которая стрелами слов умножала бы раны его. Но святой муж, здравый в ранах, благоразумно учит ее, и отвечает ей, говоря: аще благая прияхом от рука Господни, злых ли не стерпим? (Иов.2:10). Приходят и друзья – утешить, но тотчас пускаются в поношения и к ранам болезни прилагают еще раны словесные. Они называют его немилосердым, упрекают в хищничестве, обвиняют в насилии, считают притеснителем бедных. Итак что делал воин Божий среди болезненных ран и ускоряемый горькими словами? Вот наказания Божии и слова человеческие вместе гнетут пораженную душу к отчаянию; но полный силою духа, лежащий в ранах телесных, стоящий крепостью души, против нападения отчаяния вывел на память те добрые дела, которые он творил. Что он был милосерд, говорит: око бех слепым, нога же хромым (Иов.29:15). И еще: аз бых отец немощным (Там же, ст. 16). Что он был стражем подчиненности, и благосклонным, говорит: вселяхся якоже царь посреде храбрых, аки утешаяй печальных (Там же, ст. 25). В доказательство смирения своего говорит: аще презрех суд раба моего или рабыни, прящимся им предо мною (Иов.31:13). В доказательство странноприимства своего он говорит: аще презрех нага погибающа (странствующего): и не облекох его (Там же, ст. 19). В доказательство своей щедрости на дары, он говорит: немощнии же аще не благословиша мя, от стрижения же агнцев моих согрешася плещы их (Там же, ст. 20). Что он никого не притеснял, в том свидетельствуется, говоря: аще воздвигох на сироту руку, надеяся, яко многа помощь мне есть (Там же, ст. 21). Что он никогда не радовался падению врага, об этом говорит: аще же обрадовахся о падении враг моих (Там же, ст. 29). Что он был терпелив, и переносил добродушно поношение от своих подручных, об этом говорит: аще же и многажды реша рабыни моя, кто убо дал бы нам от плотей его насытитися (Там же, ст. 31)? Итак что это значит, что святой муж пересчитывает столько своих добродетелей среди бедствий? Что значит, что он своими устами хвалит те дела, которые соделал, если не то, что он среди ран и слов, которые могли нудить его к отчаянию, направляет дух к надежде? И тот, кто был смирен в счастии, по вызову на память своих добродетелей, остался несокрушимым в несчастии. Ибо те слова среди толиких бед не могли ли бы приклонить дух его к отчаянию, если бы он не вызвал к себе на память те добродетели, которые выполнял? Итак святой муж видел, что душа его по выслушании стольких укоризн близка к отчаянию, и дивно постарался о подкреплении себя в несомненной надежде своими добрыми делами. Таким образом исполняется то, что написано: в день благих не забывай о злых, в день же злых не забывай о благих (Сир.11:25). Ибо если мы, имея блага, воспоминаем о бедах, или тех, которые мы уже претерпели, или тех, которые еще можем претерпеть; то полученные блага не надмевают души, потому что радость о них стесняется страхом памятования о злых. И если подвергшись несчастьям, мы воспоминаем о благах, которые мы или уже получили, или еще надеемся получить: то тяжесть зол не подавляет души до отчаяния, потому что ее поддерживает в надежде память о благах. Итак, возлюбленнейшие братие, если мы по заповедям Господним и примерам Святых шествуем так, что нас ни счастие не надмевает, ни несчастие не сокрушает: то мы показываем, что пред очами всемогущего Бога имеем пальмы отсюда и оттуда. Ему подобает честь и слава во веки веков. Аминь.
Беседы на пророка Иезекииля.
См. также Толкование на Иез. 40:24
Подъем к ним - в семь ступеней, и преддверия перед ними; и пальмовые украшения - одно с той стороны и одно с другой на столбах их
“Преддверия”, евр. еламав, LXX еламы; “перед ними” - LXX “внутрьуду” см. 22 ст.: должно быть разумеется притвор - портик Е (может быть, описка вместо “еламо” - см. 25 ст.), потому что с ним связываются далее: “Пальмовые украшения одно с той стороны и одно с другой на столбах их”, букв. “и пальмы у него”, ло, т. е. у “елламав”, или “ворот”, LXX: их. Притвор портик Е был важнейшей частью всего сооружения ворот и если существовали только две пальмы (т. е. орнамента) друг против друга, то их лучше помещать на столбах портика у самого выхода его во двор храма (священнейшая часть ворот); по возможно, что смысл выражения здесь разделительный и указывает на симметрическое расположение пальмовых украшений по всему зданию ворот (см. объяснение ст. 16 кон.). Симметрическое расположена пальмовых орнаментов - новая, сообщаемая пророком подробность: при обозрении северных и южных ворот не одна такая подробность прибавлена к картине ворот, по-видимому, полно очерченной по восточным воротам.