И стоял народ вдали, а Моисей вступил во мрак, где Бог
См. Толкование на Исх 33:13
И стоял народ вдали, а Моисей вступил во мрак, где Бог
Поэтому снова все силы сходят к подошве горы, оставлен один Моисей, показавший в себе противное или то, чем был он действительно. Даже когда все, сообща участвуя в деле, предаются страху, Моисей, оставшись один, поступает смелее окружавших его. Почему и из этого делается явным, что не собственной его немощью был тот страх, который объял его вначале, но потерпел он это по сочувствию с пораженными страхом. Поэтому, когда, как некое бремя, сложив с себя боязнь народа, пришел он в себя, тогда осмеливается вступить и в самый мрак и пребывает внутри незримого, став уже невидимым для взирающих на него (так как, проникнув в неисповедимость Божественного тайноводства, там и сам незрим, и сопребывает с Незримым). А тем, что сделано им, научает он, как думаю, что намеревающемуся быть в единении с Богом должно выйти из всего видимого, напрягая разумение свое к Незримому и Непостижимому, как бы к какой вершине горы, уверовать, что Божество там, куда не восходит понятие. В этом состоянии Моисей приемлет заповеди Божии. И они были учение добродетели, сущность которого - благочестие, усвоение самых приличных представлений о Естестве Божием, о том, сколько Оно превыше всякого доступного разуму понятия и образца, не уподобляясь ничему познаваемому.
…Что же означается тем, что Моисей пребывает во мраке и в нем только видит Бога? Ибо повествуемое ныне кажется несколько противоположным первому Богоявлению. Тогда Божество видимо было во свете, а теперь - во мраке. И это не считаем выходящим из ряда представляющегося высшему нашему взгляду. Учит же этим слово, что ведение благочестия в первый раз бывает светом для тех, в ком появляется. Почему представляемое в уме противоположно благочестию есть тьма, а отвращение от тьмы делается причастием света. Ум же, простираясь далее, с большей и совершеннейшей всегда внимательностью углубляясь в уразумение истинно постижимого, чем паче приближается к созерцанию, тем более усматривает несозерцаемость Божественного естества. Ибо оставив все видимое, не только то, что восприемлет чувство, но и то, что видит, кажется, разум, непрестанно идет к более внутреннему, пока пытливостью разума не проникнет в незримое и непостижимое и там не увидит Бога. Ибо в этом истинное познание искомого: в том и познание наше, что не знаем, потому что искомое выше всякого познания, как бы неким мраком объято отовсюду непостижимостью. Поэтому и возвышенный Иоанн, бывший в таком светозарном мраке, говорит: Бога никто же виде нигде же (Ин.1:18), - решительно утверждая этими словами, что не людям только, но и всякому разумному естеству недоступно ведение Божией сущности. Поэтому Моисей, когда стал выше ведением, тогда исповедуется, что видит Бога во мраке, т.е. тогда познает, что Божество в самом естестве Своем то самое и есть, что выше всякого ведения и постижения. Ибо сказано: Вниде Моисей во мрак, иде же бяше Бог. Кто же Бог? Тот, Кто положи тьму закров Свой (Пс.17:12), как говорит Давид. В этом мраке и посвященный в тайны.
О жизни Моисея законодателя.
И стоял народ вдали, а Моисей вступил во мрак, где Бог
Умозрение о восхождении Моисея на гору. Таким же образом, последуя звавшему его Богу и превзойдя все здешнее, он вниде во мрак, идеже бяше Бог – то есть, в безвидное, невидимое и бестелесное пребывание – умом свободным от всякой связи с чем-либо, что вне Бога. Достигнув туда, он получает – насколько, конечно, этого могла удостоиться человеческая природа – словно трофей, достойный сего блаженного восхождения, знание, объемлющее собою сотворение времени и естества, соделав для себя образцом и примером добродетелей Самого Бога, по Которому отпечатав самого себя, как начертание, удачно сохраняющее подобие первообраза, сходит с горы, являя на лице своем и для других людей дар славы, которой он стал причастен, как ставший образом боговидного Образа, независтно себя самого дая и предлагая [в образец и пример], что и показывает тем, что изъясняет людям о виденном и слышанном и писанием передает тем, кто после него, как некое богоданное наследство, Божии таинства.
Амбигвы к Иоанну.
Некто скажет своему брату: «Люби Бога, [это] очень легко». Однако нужно знать, как любить. Благодаря покою, [который] не [должен быть] низменным, и обычной работе, [совершаемой] со смирением, в сердце рождается душевный труд. Его называют скрытым образом жизни разума. Он есть множество размышлений о скрытых [вещах], которое порождает в душе покой. Разъяснения этого сделаны мной в том разделе, посвященном объяснению типов образа жизни. Ибо первое семя этого есть страдание сердца. Оно ведет к радости. Душевный труд приближает нас к тому духовному образу жизни, который есть изумление в Боге. Оно есть восприятие Его тайн, которое поражает душу, чьи движения как бы погружаются в туман, если кто–то будет говорить образно. Как то облако, которое покрыло Моисея, а он погрузился в него, [скрывшись] от мира. Все что там, [в случае с Моисеем, происходило] чувственно, здесь [происходит нематериальным] познавательным образом. Отсюда и утверждается в нас твердая вера. И эта вера посылает человеку огонь, [который разгорается] от его мозга до его ногтей. Любовь и есть сила этого огня. В каждый миг она зовет душу посредством ее припоминания удаляться от земных [вещей] и направляться к Богу в своих [разумных] движениях.
Первое слово о знании.
И стоял народ вдали, а Моисей вступил во мрак, где Бог
Сказано: «вниде Моисей во мрак» (Исх. 20:21). Мрак же окрест Бога не иное что означает, как недомыслимость и неисследимость Божию, потому что мрак для взора бывает обыкновенно темен и непроницаем, скрывает находящееся в нем, из-за густоты и темноты воздуха не дает взорам смотрящих на него, и даже пытливым покушениям самых мыслей узнать что-либо о Боге. Ибо сказано: «облак покров Его, и неувидим будет» (Иов. 22: 14).
Письма на разные темы. Законоведцу Евграммию.
И стоял народ вдали, а Моисей вступил во мрак, где Бог
Так как не было побуждений ослаблять чувство страха повелением подойти к горе, то народ и остался вдали от нее.
Толковая Библия.