Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе
Повеление слишком тяжкое! Дело превышающее силы природы человеческой! «Пойми сына твоего возлюбленного, егоже возлюбил еси, Исаака». Посмотри, как самые эти слова только больше воспламеняли и усиливали огонь любви, какую питал праведник к Исааку. «Пойми сына твоего возлюбленного, егоже возлюбил еси, Исаака». Каждое слово само по себе достаточно было к тому, чтобы потрясти душу праведника. Не сказал (Бог) просто: Исаака, но присовокупил: «сына твоего», – которого ты получил сверх всякого чаяния и родить мог в самой глубокой старости; «возлюбленного», – вожделенного твоего, которого ты так крепко любишь; «Исаака», – которого чаешь иметь своим наследником, от которого Я обещал размножить потомство твое и размножить столько, что число его сравняется со множеством звезд и с песком на берегу моря. Итак, этого-то самого сына возьми, «и иди на землю высоку, и вознеси его тамо во всесожжение, на едину от гор, ихже ти реку». Для меня удивительно и то, как только мог праведник выслушать такие слова. Этого самого сына, говорит Бог, столько для тебя вожделенного, принеси Мне во всесожжение на одной из гор. Что же праведник? Он не смутился духом, не поколебался в мыслях, не пришел в недоумение при столь странном повелении, не стал размышлять или рассуждать сам с собою так: что это значит? Тот, который сверх всякого ожидания, даровал мне помощника, по Своему человеколюбию оживотворил омертвевшую утробу Сарры, теперь, когда сын мой уже воспитан, возрос и находится в цветущих летах, Он повелевает мне умертвить чадо мое и принести во всесожжение? Тот, кто недавно сказал мне: «в нем наречется тебе семя», – теперь требует противного? Как же исполнятся данные Им обетования? Как возможно, чтобы от усеченного корня произросли когда-нибудь ветви, или от срубленного дерева произошел плод, или из иссушенного источника проистекли реки? По человеческому суду это быть не может. Впрочем, для воли Божией все возможно.
Ничего однако ж подобного не подумал этот праведник; но, как благодарный домочадец, он оставил всякое человеческое рассуждение и только об одном заботился, чтобы исполнить повеление; он стал как бы чужд человеческой природе, и всякое сострадание и любовь отеческую поставив ниже повелений Божиих, поспешил приступить к исполнению их.
Беседы на книгу Бытия. Беседа 47.
Видишь, на что рассчитаны эти слова, как уязвляют они отца и как поджигают пламень природы, как возбуждают они отеческую любовь к сыну, называя его сразу и единородным и возлюбленным, чтобы такими наименованиями воспламенить в сердце отца любовь к сыну? И пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе. Что испытали вы, услышав эти слова? Кого из тех, кто имеет детей и по опыту знает всю силу природной любви к ним, не повергнет в изумление это повеление? Так подумайте же, подумайте только, каково было отцу услышать о заклании единородного сына! Кого не поразило бы это требование? Кто не отвратил бы тотчас лица? Кто не отозвался бы на это повеление готовностью скорее умереть, чем его исполнить? Или кто не стал бы оправдываться пред Ним, приводя в свидетели самую природу, такими словами: «что это такое повелел Ты? Что за чудовищные речи слышу я от Тебя? Неужели для того хотел Ты сделать меня отцом, чтобы потом заставить сделаться сыноубийцей? Неужели для того удостоился я этого сладостного дара, чтобы теперь сделаться притчею для всего мира? Своими руками должен я заколоть сына, и родною кровью осквернив руки, должен я быть детоубийцей? Так вот чего Ты требуешь, вот какие жертвы приятны Тебе? Ты повелеваешь мне умертвить моего возлюбленного сына, на которого мы с Саррой надеялись, что он похоронит нас? Такой-то брачный чертог воздвигнуть ему, скажи мне, таким-то браком обрадовать его? Не торжественные свадебные огни возжечь для него, а огонь надгробный? Какими венцами я украшу его, какое ложе приготовлю ему, какие песни устрою над ним? Как я сделаюсь по Твоему слову отцом народов, лишившись даже и единственного сына?» Но ничего подобного не возразил праведник. Любовь (к Богу) пламенела в нем сильнее огня, острее ножа была его ревность (по воле Божией); с полным послушанием он заглушил в себе голос природы, и от чувства родственной привязанности отрешившись, как от чего-то свойственного земле, он всецело отдался исполнению этого повеления — заколоть своего сына. Даже жене своей ничего он не сказал об этом деле и не поделился с нею тем, что лежало у него на душе; и с его стороны было весьма разумно, что он не считал жену достоверной и полезной советницей в таком деле. Ведь и Адаму никакой пользы, а напротив один только вред был от того, что он послушался совета Евы. Итак, чтобы избежать вмешательства жены и чтобы Сарра своим плачем, как свойственно матери, не поколебала в нем его глубокой и напряженной любви к Богу, Авраам постарался скрыть от нее свое намерение. В самом деле, сколько слез пролила бы Сарра и над сыном, и пред его отцом? Чего она не сделала бы, узнав, что сына ее влекут насильно на заклание? Каких усилий не употребила бы она, чтобы своими объятиями удержать его при себе? Каких слов не нашла бы она для Авраама, чтобы в отчаянии причитать пред ним: «пощади, пощади своего сына, своего родного, пощади, о, Авраам! Не будь извергом среди людей! Исаак — единородный мой сын, мой первенец, первый и последний плод моих мук! Не отсекай же единственного грозда, который мы породили, когда уже обречены были на безплодие, не пожинай безжалостным серпом единственный колос, который мы возрастили вопреки нашей мертвенной природе! Не ломай жезла, на который мы опираемся, не сокрушай опоры, которая нас поддерживает, не лишай нас обоих этого единственного нашего ока! Не истребляй памяти нашей под небом; не предавай на заклание подобно овце нашего агнца; не отнимай у нас радости, не повергай нас в плач! На кого будем мы без него любоваться за столом? Кто назовет меня матерью? Кто будет покоить нашу старость? Кто нас оденет по смерти? Кто опустит в могилу наши тела? Кто сохранит в потомстве нашу память? Ведь мы будем совсем бездетны! Посмотри на его красоту, на его цветущую юность, которую и во враге видя, ты, конечно, умилился бы. Разве я не получила его как плод долгой молитвы? Разве он не остается единственной отраслью нашей семьи, последним в нашем роде? Он — опора нашей старости, он — единственная надежда наша в нашем отчаянии. Прежде чем вонзить нож в горло нашего возлюбленного сына, убей сначала меня: ты доставишь мне величайшую радость; пусть будет у нас общая могила, общая гробница; пусть одна и та же земля покроет тела нас обоих, и пусть смерть будем общим уделом безплодной и ее сына; пусть общее надгробие поведает о нашей участи! Но не увидят глаза Сарры ни Авраама сыноубийцы, ни Исаака, убиваемого руками отца!» Вот что и подобное этому сделала бы Сарра, если бы узнала, что возлюбленный сын ее обречен на заклание. Потому-то Авраам ничего и не сказал ей о своем намерении, чтобы она не связывала ему рук.
Слово об Аврааме и Исааке.
Какое испытание для веры праотца заключали в себе эти слова Божии! Достаточно, ведь, было сказать: возьми Исаака и принеси его во всесожжение, не называя его сыном и напоминанием о любви не уязвляя родительского сердца. Но так как при добром течении дел внезапный удар зла причиняет более тяжкую скорбь, то Господь и говорит: возьми сына твоего, и прибавляет: единственного твоего, и опять: которого ты любишь, чтобы, этими ласковыми названиями возбудив в детолюбивом старце надежду на добрые обетования и тотчас потребовав умерщвления возлюбленного, этим неожиданным требованием тем сильнее поразить родительское сердце, не из ненависти к праведнику, но из желания в полном блеске обнаружить пред миром его веру. Конечно, прежде чем услышать слова: принеси его во всесожжение, судя по первым ласковым словам, праведник мог от дальнейшей речи ожидать много хорошего. Без сомнения, услышав зов Божий и слова: Авраам! - праведник обрадовался этому зову и тотчас отозвался на голос, а в уме его естественно пронеслись такие мысли: неужели опять Бог удостаивает меня дивной беседы с Ним? Неужели опять хочет освятить меня Своими божественными речами? Или опять хочет переселить меня в лучшую страну? Или хочет погубить нечестивых хананеев, как прежде содомлян, и не желает оставить раба Своего в неведении об этом Своем решении? Или хочет обрадовать меня доброю вестью о рождении другого сына после Исаака, желая, чтобы два сына покоили мою старость? Когда же он услышал: возьми, но прежде, чем было прибавлено: сына, он подумал, что Бог будет беседовать с ним о жертвах, требуя от него благодарности за дарование сына. А услышав: сына твоего, Авраам вспомнил об Измаиле, думая, что теперь уже прекратилась ревность Сарры и что поэтому человеколюбивый Бог хочет возвратить его под отеческий кров. Когда же со всею ясностью услышал: единственного твоего, которого ты любишь, Исаака, — тотчас загорелось у него сердце и обрадовалась душа его, так как он подумал, что Бог даст ему повеление о свадьбе, заботясь о том, чтобы юноше была дана жена, и чтобы рождением детей обеспечено было продолжение рода. Но вот Бог зовет его с сыном в высокую землю. Для чего? Очевидно, для того, чтобы с высокого и открытого места показать Исааку, как наследнику, всю землю обетованную, или чтобы помазать его в патриархи, при моей жизни, или чтобы побеседовать с ним лицом к лицу и в живой беседе преподать ему законы боголюбивой жизни, соблюдением которых он будет угождать Создателю.
Итак, вот что и подобное этому ожидал услышать от Бога блаженный. А что же Бог? Принеси его, говорит, во всесожжение. Приказание ужасное и для всякого человека, не только что для отца, и притом чадолюбивого! Но — о, необычайная вера, о, боголюбивая душа! Еще не замолкли звуки божественного повеления, а Авраам уже приступает к его исполнению, с концом повеления сочетая начало своего путешествия. Кто из других отцов перенес бы такие слова и не повергся бы тотчас на землю без чувств и движения, а может быть и жизни не лишился бы, пораженный в своих родительских чувствах? Послушай, в самом деле, как безпощадно было это повеление. Не просто Бог требовал юношу на заклание, оставляя старцу находить утешение в его печали, сидя у гроба, вмещающего дорогие останки, но во всесожжение, т.е. на сожжение, на совершенное уничтожение, так что он не мог найти облегчения своему сердечному горю даже в оплакивании тела. Слова этого приказания сами по себе поразили бы всякого другого человека, — настолько оно было нестерпимо, — но этого мужа оно не поколебало в его преданности Богу, потому что всякое повеление Божие он считал полезным и добрым. Итак, с полной готовностью он принимает повеление и с неизъяснимым удовольствием приступает к совершению жертвы, вероятно с подобными мыслями: «с этого времени я становлюсь бездетным, но чрез послушание делаюсь сыном Бога; я лишаюсь наследника, но наследую будущее; не буду видеть сына, но увижу Бога; сын не упокоит моей старости, но позаботится о ней Бог; неразумные будут осуждать меня, но Всемудрый одобрит; я опечалю Сарру, но сделаю угодное Создателю; я имею великое утешение: смерть сына огорчает меня, но она же делает меня священником Вышняго, оставляет меня бездетным, но в то же время — отцом первомученика. Да и разве Исаак погибает? Тело его уничтожается огнем, он лишается плотских удовольствий, покидает жизнь, но переселяется к Господу». Такими размышлениями заглушив голос природы, Авраам устремляется к жертвоприношению, седлает осла, оттачивает нож, приготовляет дрова и огонь и ведет сына как агнца. Никому не сказал он ничего о божественном повелении, не поделился ни с друзьями, ни даже с женой своей, не из пренебрежения к ней, но потому, что боялся змея, чтобы тот под предлогом любви к сыну не смутил его усердия к исполнению воли Божией. Как велика его вера! Как несравненна его мудрость! Предвидел патриарх, сколько зла случится, если станет известным божественное повеление, сколько будет плача, рыданий, сколько слез. Потому-то Он и молчал, молчанием заглушая великий пламень, снедавший его душу. В самом деле, подумай, что сделала бы Сарра, услышав о том, что готовится ее сыну? Не заключила ли бы она тотчас же Исаака в свои объятия, желая, если бы только это было возможно, опять скрыть его в своей утробе.
Слово о том, что нужно удаляться от зрелищ.
Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе
Когда Авраам приносил в жертву своего сына Исаака, он являл собой прообраз Бога Отца, в то время как Исаак прообразовал нашего Господа и Спасителя.
Проповеди.
Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе
См. Толкование на Быт. 22:1
Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе
Вместо единственного перевод семидесяти прилагает к Исааку наименование возлюбленного, подобно как и в других местах не выдерживает он знаменательности первого из сих слов, как, например, в приложении его к Соломону (Притч. 4:3). Но как бы то в сем последнем случае ни было, а Исаак есть точно единственный у Авраама, по обетованию и по предназначению к наследию, хотя и не единородный по плоти.
Землю Мориа семьдесят называют землею высокою; Симмах и по нем Иероним — землею видения (от ראה видеть), Онкелос и Ионафан — землею Богослужения (от ירא бояться), некоторые новейшие прелагают землею явившегося Бога (יהמראה) и думают, что сие имя употреблено здесь по предварению в соответствии с последующим сказанием и проименованием места от Авраама (Быт. 22:14). Страна Мориа, без сомнения, есть та самая, где гора Мориа, место храма Иерусалимского (2 Пар. 3:1).
Об одной из гор неопределенно упоминается потому, что сия страна имела многие, которых положение, конечно, еще не было известно Аврааму (Пс. 24:2).
Дух искусительного повеления таков, что в каждом слове заключается особенное искушение или еще многие искушения. Сие было, так сказать, множество стрел, одна за другою ударявших в щит веры Авраамовой.
Возьми сына твоего. Отрекись от чувствований отеческих и решись не только лишиться своего сына, но еще сам лишить его жизни.
Единственного твоего. Ты пожертвовал первым твоим сыном благоденствию второго и изгнал оного; третьего иметь не чаешь; жертвуй в единственном твоем всеми утешениями и чаяниями твоими.
Которого ты любишь. Сердцеведец знает, что не каждый отец любит своего сына так, как ты, и что сам ты не столько возлюбил первого твоего сына, как второго. В последний раз почувствуй всю силу сея любви и отвергнись ее.
Исаака. Того, которого ты от рождения его нарек радостью, на котором утверждены все твои обетования, который предназначен к завету вечному, в котором заключено благословение всех народов, того самого умертви беспотомственно. «Как же исполнятся обетования? Как сбудется слово Божие: В Исааке наречется тебе семя? Что будет с племенами земными, когда их благословение вземлется от земли?»
И поди в землю Мориа. Три дня путешествия (Быт. 22:3) даются тебе для того, чтобы ты не уклонился от внутренней борьбы скорым исполнением повеленного и чтобы сие исполнение не показалось следствием опрометчивой решимости. Прежде требуемого наружного ты должен совершить внутреннее жертвоприношение, несравненно труднейшее и продолжительнейшее.
И там принеси его во всесожжение. Принеси его тому Богу, Которому ты веруешь и служишь от всего сердца и Который обещал быть твоим щитом и наградою; тою любовью, которою ты возлюбил Даровавшего тебе сына обетования, возлюби ныне Отъемлющего.
На одной из гор, которую Я укажу тебе. Ты не будешь знать места, где совершится твое жертвоприношение, как только во время самого жертвоприношения. Ты не узришь гроба твоего сына и, может быть, не найдешь после места, где будет рассыпан пепел его. При таком понятии о испытательном повелении Божием, которое, по–видимому, необходимо рождается из самых слов повеления, как могло статься, что Авраам признал откровение сие истинным, и он решился поступить по нему, несмотря на видимые в нем противоречия против естественного своего чувствования и убеждения? В истине откровения не мог он усомниться, потому что образ истинных откровений был ему известен из многократных опытов. Луч света, который озарял и ободрял Авраама в сей ноше веры, была, как изъясняет сие его состояние Апостол (Рим. 4:17; Евр. 11:19), мысль о воскресении мертвых, которая представляла ему смерть Исаака не совсем невозвратною его потерею и, таким образом, еще питала веру и надежду обетования. Впрочем, так как тот же апостол примечает, что Авраам сверх упования с упованием веровал (Рим. 4:18), должно признать, что в сие время вера и надежда сокрыты были в любви его к Богу как временные, приготовительные и частные добродетели во всеобщей, полной и вечной. Исполненный силою сей Божественной любви, Авраам творит ее дело; и как она всему верит, всего надеется, и никогда не отпадает (1 Кор. 13:7-8), то вера и надежда не могли поколебаться при сем, хотя и теряли видимое средство к достижению своего предмета.
…История приносимого в жертву Исаака в Новом Завете называется притчею воскресения из мертвых (Евр. 11:19). Смерть и Воскресение Иисуса Христа есть самое близкое и верное разрешение сей притчи.
Авраам из любви к Богу жертвует Ему единственным своим сыном. Бог из любви к человеку не пощадил Сына своего единородного, но за нас всех предал Его (Ин. 3:16; Рим. 8:32).
Толкование на Книгу Бытия.
С первого взгляда кажется, что чрезвычайное повеление, данное от Бога Аврааму, недостойно Бога. Но Высочайший Владыка жизни и смерти может продолжить или сократить дни наши, как ему угодно. Если бы по воле Его жизнь Исаака пресеклась от болезни или от какого-нибудь несчастного случая, был ли бы Авраам в праве роптать?
…Повеление Божие тем труднее было исполнить Аврааму, что оно наносило удар самым важнейшим его привязанностям, самым справедливым надеждам: потому-то Священное Писание и превозносит похвалами веру и мужество Авраама. Он помыслил, — пишет Ап. Павел к Евреям, - яко и из мертвых воскресить силен есть Бог (Евр. 11:19), и скорее сделает чудо, нежели не исполнит Своего Обещания. Авраам в этом случае явился более Ангелом, нежели человеком, и благодать в нем совершенно восторжествовала над естеством. Он жил верой и умел, когда нужно, налагать молчание на разум, чтоб слушать только одной веры. Праведник, — говорит Бл. Августин, — приемлет глас Божий, как гром с небеси, и, когда ему глаголет Господь, он не умствует, а повинуется (De civit. Dei lib. XVI cap. XXXII).
Есть разительное отношение между жертвой Исаака и жертвой Иисуса Христа. И тот и Другой принесены Богу в жертву на горе, и даже, по мнению некоторых из Св. Отцов, Исаак был приносим в жертву на Голгофе - там же, где через две тысячи лет был распят Иисус Христос.
Избранные места из священной истории Ветхого и Нового завета с назидательными размышлениями.
Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе
См. Толкование на Быт. 22:1
Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе
Трудно перевести особенное выражение с еврейского языка на латинский. Там, где только что было сказано: «Иди в землю возвышенную», в еврейском тексте стоит Moria (מֹּרִיָּ֑ה), что Акила перевёл τὴν καταϕανῆ, то есть «светлую», Симмах – τὴν καταφανῆ, то есть «светлую», Симмах – τής οπτασίας, то есть «видения». Поэтому евреи говорят, что это гора, на которой впоследствии был сооружён храм, на гумне Орны Иевусянина, как об этом сказано в Книге Паралипоменон: «И они начали строить храм во второй месяц, во второй день на горе Мориа» (2 Пар. 3:1). Название горы переводится как «озаряющая» и «сияющая». Это связано с тем, что там находятся dabir (דביר), то есть храм (oraculum) Божий, Закон и Дух Святой, Который учит людей истине и вдохновляет на пророчества.
Еврейские вопросы на Книгу Бытия.
XXVIII. Паремия, положенная в пяток пятой седмицы Великого поста и в Великую Субботу (Быт. 22:1–18). В сей паремии повествуется о послушании Авраама Господу, повелевшему ему принести в жертву Исаака.
И рече: пойми сына твоего возлюбленнаго, егоже возлюбил еси, Исаака, и иди на землю высоку, и вознеси его тамо во всесожжение, на едину от гор, ихже ти реку
Великое испытание приготовлено Аврааму. Каждое слово Господа должно было острым ножом вонзиться в его сердце: ибо требованием от него на жертву сына, Господь одним разом отъемлет у него все, что всего дороже было ему на свете. «Пойми сына твоего»: возьми для жертвы не вола, не агнца, не голубя, а сына твоего. «Возлюбленнаго». У тебя есть сын от Агари, Измаил, но не сына рабыни Я требую, а сына, рожденного тебе от законной твоей жены Сарры, для тебя несравненно более дорогого, чем тот. «Егоже возлюбил еси»: знаю, что ты горишь к нему великою любовью, и понятно почему: он сын старости твоей, чудесно дарованный тебе от неплодной жены; он сын обетования и вместе наследник дарованного тебе обетования о многочисленных потомках и о владычестве их над Ханаанской землей; с утратою этого сына ты можешь утратить надежду исполнения этого обетования. «Исаака»: возьми того, кто составляет твое утешение, твою радость, ибо самое имя «Исаак» означает радость. «И иди на землю высоку», – на место гористое, – «и вознеси его тамо во всесожжение»; не другой кто вместо тебя, а ты сам, родной отец Исаака, своею рукою заколи его и принеси во всесожжение, – всего отдай на жертву, всего сожги, так, чтобы ни одной части, ни одной кости не осталось тебе на память о дорогом для тебя существе. [Иди] «на едину от гор, ихже ти реку»: далеко ли до этой горы, близко ли, Я тебе теперь не открою; тяжела, томительна для тебя эта неизвестность, но покорись Моей воле, – достаточно тебе знать только направление предлежащего тебе пути, а не конец его.
Толкование на паремии из книги Бытия.
Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе
Что на это скажешь, Авраам? Какие мысли рождаются в твоем сердце? Донесся голос Бога, взвешивающего и испытывающего твою веру. Что об этом говоришь? что думаешь? что переоцениваешь? Не о том ли думаешь, не переживаешь ли в сердце твоем, что «раз в Исааке дано мне обетование, и его же я должен представить ко всесожжению, остается или нет в силе обетование?». Или, скорее, ты думаешь и произносишь, что невозможно солгать Тому, Кто принес обетование (ср. Евр. 6:18), и что, что бы ни случилось, обетование будет исполнено?
Воистину я, как «наименьший» (ср. 1 Кор. 15:9), не могу ни мыслей великого патриарха постичь, ни познать гласа Божия, раздавшегося для искушения, и какие мысли тот пробудил, какое расположение души привнес, когда Аврааму приказывалось заклать единственного сына. Однако поскольку и духи пророческие послушны пророкам (1 Кор. 14:32), то апостол Павел, который, я верю, научил нас по духу, указал нам, какие душевные чувства и какие мысли имел Авраам, сказав: Верою Авраам, будучи искушаем, принес в жертву Исаака и, имея обетование, принес единородного… Ибо он думал, что Бог силен и из мертвых воскресить, почему и получил его в предзнаменование (Евр. 11:17, 19). Тем самым апостол нам передал мысли верного мужа и что вера в воскресение уже тогда началась во Исааке. Ведь Авраам надеялся на воскресение Исаака и веровал, что в будущем случится то, чего до сих пор не случалось… Более того, скажу прямее: Авраам знал, что он предвосхищает образ грядущей истины, знал, что из семени его родится Христос (ср. Гал. 3:16), Который был заклан как более истинная жертва во искупление всего мира и Которому предстояло воскреснуть из мертвых.
Зачем добавляется: которого ты любишь? Заметь вес искушения: обозначения единственности и нежной любви, заново и часто повторяемые, вызывают такие чувства у отца, чтобы пробуждающаяся память любви могла задержать занесенную над сыном десницу и чтобы вся мощь плоти могла воевать против веры души. Возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака, - сказано. Да будет так, Господи, поскольку Ты напоминаешь отцу о сыне и прилагаешь единственного к тому, кого отдаешь приказание сжечь. Достаточно и того для муки отца; но добавляешь также которого ты любишь - пусть в этом будет мучение отца утроенное. К чему же добавляешь Исаака? Не знал ли Авраам, что сына его единственного, которого любил, звали Исаак? К чему упомянуто имя в этот раз? - Чтобы Авраам мог вспомнить слова, которые Ты сказал ему: в Исааке наречется тебе семя, в Исааке будет тебе обетование (Быт. 21:12). Из-за упоминания имени закрадывается отчаяние в обетования, которые под этим именем сделаны. Но все это происходило потому, что Бог искушал Авраама.
Заметьте по деталям, как испытание усиливается. Пойди в возвышенную землю: нельзя ли сперва было привести Авраама вместе с отроком в возвышенную землю и разместить их на выбранной Господом горе и уже там объявить, что он должен принести сына своего в жертву? Однако ему сперва говорится, что он должен принести сына в жертву, и лишь затем приказывается подниматься в гору. С какой целью? Чтобы, пока он ступает, пока держит путь, на всем пути его разрывали бы мысли, и чтобы отселе терзался неумолимым повелением и противоборством с чувством любви к единственному своему сыну. Поэтому и дорога налагается, и восхождение в гору - чтобы на протяжении всего пути держали сражение привязанность и вера, любовь Бога и любовь плоти, благодать настоящего и ожидание будущего. Он послан в возвышенную землю, но и высоты местности недостаточны для патриарха, который идет для совершения такого дела перед Господом, но ему также велено подняться в гору, что значит - покинуть все земное и возвыситься в вере до наивысших сфер.
Гомилии на Бытие.
Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе
«возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака…» Исаак называется «единственным» сыном Авраама, потому что он единственный сын от Сарры, законной жены Авраама, и еще больше потому, что единственно на нем, как сыне обетования, покоились все божественные благословения о будущей славной судьбе потомства Авраама. И вот этой-то единственной опоре всех заветных дум престарелого патриарха теперь и грозит жертвенное заклание!
«пойди в землю Мориа…» Слово «Мориа» по переводу с еврейского означает: «усмотрение Всевышнего», и можно думать, что, давая Аврааму повеление идти согласно Его божественному внушению, Господь не указывал ему какой-либо определенной местности, уже в то время носившей название «Мориа», а просто повелел ему идти в ту землю, куда Он поведет его, другими словами — в землю божественного усмотрения. Такой страной, как оказалось впоследствии, послужила одна из гор, лежавшая от Вирсавии на расстоянии трехдневного пути (4 ст.) и получившая, в память этого события, название горы Мориа. По свидетельству кн. Паралипоменон, позднее на этой самой горе был воздвигнут храм Соломона (2 Пар 3:1).
Толковая Библия.