Толкования на 2 Кор. 12:2

Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли – не знаю, вне ли тела – не знаю: Бог знает ) восхищен был до третьего неба

Знал ли апостол, что с ним было в видении, хотя говорит «не вем», или «не знал»? Если не знал, то смотрите, чтобы вам, навыкнув падать, не впасть и в беззаконие фригов, которые говорят, будто бы Пророки и другие служители Слова не знают, ни что делают, ни о чем возвещают. Если же, говоря «не вем», апостол знал, потому что имел в себе Христа, открывающего ему все, то подлинно не развращенно ли и не самоосужденно ли сердце христоборцев? Об апостоле, когда говорит «не вем», утверждают, что знает, о Господе же, когда говорит «не вем», утверждают, что не знает. Если Павел потому, что был в нем Христос, знает и то, о чем говорит «не вем», то не тем ли паче ведает Сам Христос, хотя и говорит «не вем». Апостол, поелику открывает ему Господь, знает то, что было с ним, потому и говорит «вем человека о Христе»; зная же человека, знает и то, как был восхищен этот человек. Так, Елиссей видел и знал, как взят был Илия. Но и зная, когда сыны пророческие стали думать, что Илия повергнут Духом «на едину от гор», сначала уверял их в том, что видел и знал, когда же стали принуждать его, умолк и согласился, чтобы шли искать (4Цар. 2, 12, 15–18). Неужели, поелику умолк, то и не знал? Знал, конечно, но согласился как не знавший, чтобы они, убедившись, не сомневались более о взятии Илии. Тем паче Павел, будучи сам восхищен, знал, как он был восхищен, потому что и Илия знал и, если бы спросил кто, сказал бы, как был взят. Однако же Павел говорит «не вем», думаю, двух ради причин: во – первых, как сам сказал, «да не како за премногая откровения почтит кто его иным паче, еже видит» (2Кор. 12, 6, 7), а во – вторых, поелику Спаситель сказал «не вем», и Павлу сказать прилично было «не вем», чтобы не казаться рабу выше Господина своего и ученику выше Учителя (Матф. 10, 24).

На ариан слово третье.

Ст. 2-7 Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли – не знаю, вне ли тела – не знаю: Бог знает ) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю – в теле, или вне тела: Бог знает ), что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать. Таким человеком могу хвалиться; собою же не похвалюсь, разве только немощами моими. Впрочем, если захочу хвалиться, не буду неразумен, потому что скажу истину; но я удерживаюсь, чтобы кто не подумал о мне более, нежели сколько во мне видит или слышит от меня. И чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился

Итак, упомянувши об опасностях, искушениях, злоумышлениях, досадах и кораблекрушениях, приступает теперь к другому роду похвалы, говоря: «Знаю человека … который назад тому четырнадцать лет (в теле ли - не знаю, вне ли тела - не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю - в теле, или вне тела: Бог знает), что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать. Таким [человеком] могу хвалиться; собою же не похвалюсь». Велико это откровение. И не одно оно было, а и многия другие; но он упоминает об одном из многих. А что их было много – послушай, как о том сам он говорит: «чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений». Но скажет кто-нибудь: «Если (Павел) хотел скрыть, то ему надлежало вовсе и намека не делать, и не говорить ничего подобного; если же хотел сказать, то надлежало говорить ясно». Итак, для чего же он и ясно не сказал, и не умолчал? Для того чтобы и этим показать, что он неохотно приступает к делу. Поэтому определил и время – за четырнадцать лет. Не без причины он упомянул об этом, но, желая показать, что, молчавши столько времени, и теперь не сказал бы, если бы не было великой нужды, напротив умолчал бы, если бы не видел погибающих братий. А если Павел был таков, что в самом начале, когда не имел еще таких заслуг, удостоился высокого откровения, то подумай, каков он стал чрез четырнадцать лет. Но смотри, как и в данном случае он скромен: об одном говорит, а о другом сознается, что не знает. Сказал, что был восхищен; «а в теле, или вне тела, – говорит, – не знаю». Довольно было бы сказать о восхищении, умолчав о прочем; но он по скромности и то присовокупляет. Итак, что же? Ум ли только и душа были восхищены, а тело оставалось мертвым? Или и тело было восхищено? Этого нельзя определить. Если не знает сам Павел, который был восхищен, и удостоился столь многих и столь неизреченных откровений; то, тем более, не знаем мы. Что он был в раю, это знает; что был на третьем небе, и то ему небезызвестно; но как был восхищен, того не знает ясно. Посмотри и с другой стороны, как он был чужд тщеславия. Рассказывая о случившемся с ним в Дамаске, он подтверждает слова свои (именем Божиим), а здесь не делает этого, потому что не имел намерения сильно уверять в этом, а хотел только сказать, и сделать намек. Потому и присовокупляет: «Таким человеком могу хвалиться», не то выражая, чтобы восхищенный был кто другой, но дает такой оборот речи, чтобы и сказать, что прилично и что можно, и вместе избежать необходимости говорить о себе открыто. Иначе какая была бы сообразность, рассуждая о самом себе, вводить другое лицо? Почему же так выразился? Потому, что не одно и то же значит – сказать: «я был восхищен», и: «знаю (человека), который был восхищен»; или: «о себе хвалюсь», и: «о таковом похвалюсь». А если кто скажет: «Как возможно восхищену быть с телом?» Последнее даже труднее первого, если рассуждать по разуму, а не покориться вере. А для чего восхищен был (Павел)? Для того, как думаю, чтобы его не почитали меньшим других апостолов. Те были вместе со Христом, а он не был; поэтому (Господь), в изъявление славы его, и его восхитил в рай. А слово «рай» многозначительно, и везде было известно.

Поэтому и Христос сказал (разбойнику): «ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23:43).

«Таким человеком могу хвалиться». Для чего? Если другой был восхищен, чем ты хвалишься? Отсюда явно, что это (апостол) говорит о себе. Если же он присовокупил: «собою же не похвалюсь», то это значит только, или что он без нужды, напрасно и легкомысленно не сказал бы ничего подобного, или что он хотел, насколько возможно, прикрыть сказанное. А что всю речь ведет о себе самом, это видно и из последующего. Именно, он прибавляет: «Впрочем, если захочу хвалиться, не буду неразумен, потому что скажу истину». Как же прежде говорил: «О, если бы вы несколько были снисходительны к моему неразумию», также: «Что скажу, то скажу не в Господе, но как бы в неразумии»; а здесь, напротив, говорит: «если захочу хвалиться, не буду неразумен»? Это надобно разуметь не в отношении к похвале, но в отношении к справедливости того, чем хвалится, потому что если хвалиться свойственно безумному, то тем более лгать. В этом последнем отношении и говорит он: «не буду неразумен». Потому и присовокупляет: «потому что скажу истину; но я удерживаюсь, чтобы кто не подумал о мне более, нежели сколько во мне видит или слышит от меня». Вот истинная причина. Действительно, за великие знамения его (и Варнаву) почли даже за богов (Деян. 16:11). Подобно тому, как Бог создал стихии мира и немощными и славными, чтобы они чрез одно проповедали Его могущество, а чрез другое удерживали людей от заблуждения, так (и апостолы) были вместе и чудны и немощны, чтобы самыми делами научать неверных. В самом деле, если бы они, пребывая всегда чудными и не показывая в себе примеров немощи, стали одним словом убеждать людей не думать о них больше надлежащего, то не только не успели бы в этом, но еще и произвели бы противное. Их словесные увещания скорее были бы приписаны смирению, и заставили бы еще более им удивляться. Потому-то немощь их действительно обнаруживалась и в самых делах их. То же самое можно видеть и на примерах ветхозаветных мужей. Так, Илия был человек чудный, но некогда изобличал себя в боязливости (3 Цар. 19). Велик был и Моисей, но и он по той же самой немощи предался бегству (Исх. 2). А подвергались они этому, когда Бог отступал от них, и попускал, чтобы изобличалась в них (немощь) человеческой природы. В самом деле, если израильтяне, когда их вывел из Египта Моисей, говорили: «где Моисей?», то чего бы они ни сказали, если бы он и ввел их (в обетованную землю)? Поэтому (Павел) и говорит: «удерживаюсь, чтобы кто не подумал о мне более». Не сказал: «скажет», но – «даже не подумает обо мне более, нежели чего я достоин». Так и отсюда видно, что вся речь идет о нем. Потому и вначале сказал: «Не полезно хвалиться мне». Этого он не сказал бы, если бы то, что сказано им, он намеревался говорить о другом, – да и почему не полезно было бы хвалиться другим? Но он сам удостоился этих (откровений). Потому и говорит далее: «И чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился». Что говоришь? Ужели ты, ни за что почитавший царство и геенну в сравнении с любовью ко Христу, почитал за что-нибудь честь от людей, так что превозносился и имел нужду в непрестанном обуздании? Ведь не сказал: «чтобы впредь мучил меня», но: «пусть мучит меня». И кто бы мог сказать это? Что же значат слова его? Когда мы откроем, кто такой этот пакостник, и кто ангел сатанин, тогда и это скажем. Некоторые говорили, что он разумеет какую-то головную боль, производимую диаволом. Но этого нельзя допустить. Тело Павлово не могло быть отдано в руки диавола, если сам диавол уступал тому же Павлу по одному его повелению. (Павел) полагал ему законы и пределы, – когда, например, предал ему блудника в измождение плоти (1 Кор. 5); и (диавол) не дерзал преступать их. Итак, что же значит сказанное? Сатана на еврейском языке значит – «противник». И Писание в третьей книге Царств (3 Цар. 5:4) называет этим именем противников. Повествуя именно о Соломоне, говорит: не было сатаны во дни его, то есть сопротивника, который бы воевал с ним, или беспокоил его. Поэтому слова (апостола) имеют такой смысл: «Бог не благоволил, чтобы проповедь наша распространялась беспрепятственно, желая смирить наше высокое о себе мнение, но попустил противникам нападать на нас». Этого действительно достаточно было к низложению гордых помыслов; а головная болезнь не могла этого произвести. Таким образом, под именем ангела сатанина он разумеет Александра ковача, сообщников Именея и Филита, и всех противников слова, которые вступали с ним в состязания и противоборствовали ему, ввергали его в темницу, били и влачили, так как они делали дела сатанинские. Подобно тому как (Писание) называет сынами диавола иудеев за то, что они ревновали делам его, так и ангелом сатаны называет всякого сопротивника. Потому слова «дано мне жало в плоть удручать меня» означают не то, что Бог сам вооружал противников, или наказывал и обуздывал чрез них (апостола), – да не будет! – а только то, что Он дозволял и попускал на время.

Гомилии на 2-е послание к Коринфянам.

Итак, грехи, без всякой необходимости, он каждодневно торжественно показывает во всех своих посланиях, клеймя и делая их очевидными не только тогдашним людям, но и всем, имевшим быть, после; а похвалы свои излагать и тогда, когда видит необходимость, медлит и уклоняется. Это видно как из того, что он многократно называет это дело безу­мием, так и из всего времени, в продолжение которого он умалчивал о своем дивном и божественном откровении, по­тому что не тогда, и не за два, и не за три, и не за десять пред тем лет, но гораздо прежде он был зрителем его. Для того он обозначает и самое время, выражаясь так: «знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли – не знаю, вне ли тела – не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба», чтобы ты знал, что он не сказал бы об этом вслух и тогда, если бы не видел настоятельной не­обходимости. Если бы он хотел выставлять свои достоинства, то сказал бы об этом откровении тотчас же, когда видел, или в первый, во второй, или в третий год; между тем он четырнадцать лет был тверд и молчал, и никому не выска­зал, но коринфянам только, и притом когда? Тогда, когда увидел, что народились лжеапостолы, – показывая этим, что он не сказал бы и тогда вслух, если бы не видел такого растления, происшедшего в учениках.

Беседа на слова апостола: О, если бы вы несколько были снисходительны к моему неразумию.

Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли – не знаю, вне ли тела – не знаю: Бог знает ) восхищен был до третьего неба

Если бы Павел мог выразить, что заключало в себе третье небо и шествие к нему (или восхождение, или восхищение), то, может быть, мы узнали бы о Боге несколько больше (если только в этом заключалась тайна восхищения). Но поскольку это было неизреченно, то и мы почтим молчанием, выслушав же самого Павла, который говорит, что мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем (1 Кор. 13:9). В этом и подобном сознается тот, кто не невежда в познании (2 Кор. 11:6), кто угрожает представить доказательство того, что в нем говорит Христос (см. 2 Кор. 13:3), великий поборник и учитель истины.

О богословии (Слово 28.20).

Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли – не знаю, вне ли тела – не знаю: Бог знает ) восхищен был до третьего неба

«В теле ли видел – не знаю, вне ли тела – не знаю», то есть он не знал, ум ли его или тело были видящим органом. Апостол видит, видит не чувством, но с такой же ясностью, с какой чувство ощущает чувственное, и даже яснее. Он видит и самого себя, пребывающего в исступлении от несказанной сладости зрелища, восхищенного не только выше всякой вещи и всякого вещественного представления, но и выше самого себя. В этом исступлении он позабывает даже моление к Богу, о чем говорил святой Исаак, имея сосвидетелем великого и божественного Григория: «Молитвой будет и чистота ума, которая одна наступает вместе с изумлением от света Святой Троицы», и еще: «Над чистотой ума во время молитвы вспыхивает свет Святой Троицы и ум поднимается тогда выше молитвы: такое надо называть уже не молитвой, а рождением чистой молитвы, посылаемой Духом, и ум молится тогда не молитвой, но в исступлении переносится в непостижимую действительность, где незнание, которое выше знания». То сладостное зрелище, которое восхитило ум, заставило исступить из всего и целиком обратило к себе, святой видит как свет, посылающий откровение, но не откровение чувственно ощущаемых тел, и не ограниченный ни вверх, ни вниз, ни в ширину; он вообще не видит пределов видимого им и озаряющего его света, но как если бы было некое солнце, бесконечно более яркое и громадное, чем все в мире, а в середине стоял бы он сам, весь сделавшись зрением, – вот на что это похоже.

Триады в защиту священно-безмолвствующих. Триада I, 3.

Великий Павел говорит, что в необычайном своем восхищении он не знал о самом себе, что он такое. Стало быть видел себя; как? Чувством, рассудком, умом? Нет; восхищенный от них, он исступил из этих способностей, а значит видел себя через совершивший то восхищение Дух. А сам чем был, невосприемлемый ни для какой природной способности, вернее – отрешившийся от всякой природной способности? Конечно же тем, с чем соединился, через что сознавал себя и благодаря чему от всего отрешился. Ведь он имел такое единение со Светом, какого не могут улучить даже ангелы, если не превзойдут сами себя силою единящей благодати, так что стал тогда и Светом и Духом, с которыми соединялся и от которых принял единение, исступив из всего сущего и став светом по благодати и не-сущим по превосхождению, то есть выше твари, как говорит божественный Максим: сущий в Боге оставил позади себя «все, что после Бога»; и еще: «Все дела, имена и достоинства, стоящие после Бога, будут ниже тех, кто будет в Боге действием благодати». Но, став таким, божественный Павел еще никоим образом не причастился божественной сущности: сущность Бога выше и не-сущего, превосходящего сущее, недаром Он «Сверхбог»; есть не-сущее по превосхождению, духовно видимое умным чувством и, однако, являющееся ничуть не сущностью Бога, но славой и блеском, которые неотъемлемы от Его природы и через которые Он единится лишь с достойными, ангелами и человеками. Между прочим, если равно и ангелы и человеки таким образом видят Бога, единятся с Богом и воспевают Бога, то наверное и ангел, повествуй он о своем сверхприродном созерцании, точно как Павел сказал бы: «Знаю ангела видевшего; не знаю, был ли он даже ангелом, знает Бог». И вот, называть чувственными, воображательными, в качестве чувственных символическими и сравнивать с человеческим знанием эти созерцания святых мужей, ведомые лишь Богу и действующим в них, как говорит Григорий Богослов, – признак ли это мужа, понимающего беспредельность божественной высоты и величие, до которого Господь человеколюбиво привлек наше ничтожество?

Триады в защиту священно-безмолвствующих. Триада II, 3.

Вем человека о Христе, прежде лет четыренадесяти, аще в теле, не вем, аще ли кроме тела, не вем, Бог весть, восхищена бывша таковаго до третияго небесе

Вем человека о Христе. Как будто о другом говорит, хотя очевидно, говорит о себе,– это потому, что он при этом был не действующим, а действуемым. Сознавал себя определенно и видел ясно все, что с ним делается; но как не сам действовал, а был действуем высшею силою, то ставит себя только в ряд наблюдателя, а то, что совершалось в нем и с ним, считает предметом или лицом наблюдаемым, будто отличным от себя. Слово Божие отличает в человеке особого некоего человека, внутреннего, или потаенного в сердце. Сей человек и был введен в видение, а обыкновенный человек только помнит то. При всем том ничто не препятствовало бы сказать: я восхищен был, вместо того, как сказал: вем человека восхищенна. Если сказал так, верно, имел разумные причины. Мы можем только гадать, что ход речи расположил его к тому, ибо во всем этом отделении Апостол и вынужден говорить о себе нечто необыкновенное, и хочет прикрыть себя. Так и здесь,– и говорит, и будто не говорит. Святой Златоуст говорит: «Скажет кто: если Павел хотел скрывать, то ему надлежало вовсе и намека не делать, и не говорить чего-либо подобного. А если хотел сказать, надлежало говорить ясно. Итак, для чего же и ясно не сказал, и не умолчал? –Для того, чтобы и сим показать, как неохотно приступает к делу».

Слова: о Христе можно сочетавать различно: и человека о Христе, и – вем о Христе, и – о Христе восхищена. Человек о Христе есть верующий во Христа, облеченный во Христа, ставший едино со Христом. Если б не был таков восхищенный сей, то не был бы и восхищен.– Вем о Христе, ибо если Апостол о себе говорит, то вем человека будет то же, что: я испытал вот что; испытал же не своими силами или какими-либо умовыми изворотами, но о Христе. Но очевидно, что в таком случае – вем о Христе будет сливаться с: восхищена о Христе. Будет: как сочетавшийся со Христом и ставший едино с Ним, я восхищен был силою Его, по благоволению Его, во славу Его, в поспешество делу Его. Экумений и Феофилакт пишут: «Прибавил о Христе, чтоб лжеапостолы, от дерзости которых всего можно ожидать, не сказали, что он был взят демонами, подобно Симону волхву».

Прежде лет четыренадесяти. Если послание писано в 58-м году, то видение падает на 44-й год голода, когда святой Павел с Варнавою носили милостыню в Иерусалим, а по возвращении оттуда Духом Божиим отделены были на проповедь. Итак, это видение было или в Иерусалиме, в бытность святого Павла с милостынею, или в Антиохии, пред отбытием в первый раз на проповедь языкам. То восхищение, о коем говорит святой Павел в речи к народу, когда схватили его в Иерусалиме и хотели убить (Деян. 22:17), не сходно с этим по содержанию и было раньше его двумя или тремя годами,– именно по возвращении святого Павла из Дамаска в Иерусалим.– Чего ради помянул о времени Апостол, святой Златоуст и все наши объясняют так: «Определил и время,– за четырнадцать лет, ибо не без причины упомянул о сем, но желая показать, что, молчавши столько времени, и теперь не сказал бы, если бы не было великой нужды. Напротив, умолчал бы, если бы не видел погибающих братий.– А если Павел был таков, что в самом начале, когда не имел еще таких заслуг, удостоился великого откровения, то помысли, каков он стал чрез четырнадцать лет?» – Такое наведение и желательно было Апостолу восставить в умах коринфян, как догадывается Экумений: «Поелику же лжеапостолы казались чем-то великим и тем влекли к себе всех, вынужден был и Апостол показать, что он гораздо больше их, чтоб убедить не им, а его словам внимать. Для того и внушает: прежде четыренадесяти лет удостоившийся таких откровений, каков есть теперь, после стольких трудов, поднятых Христа ради?»

Аще в теле, не вем, аще ли кроме тела, не вем. Бог весть.– Не могу сказать, говорит, душа ли одна была взята на небо, а тело оставалось на земле, или и тело туда же было вземлемо. Внимание было занято не этим; оно все было поглощено виденным и на себя не обращалось. После видения вопрос мог родиться и, вероятно, был; но прошло четырнадцать лет, и он остался нерешенным. Если же и для самого святого Павла осталось это нерешенным, то, верно, это такого рода дело, что его решить нельзя, или не следует решать. Святой Златоуст говорит: «Смотри, как и, всем самом скромен: об одном говорит, а о другом сознается, что не знает. Сказал, что был восхищен; а в теле или вне тела, того, говорит, не знаю. Довольно было бы сказать о восхищении, умолчав о прочем, но он по скромности и то присовокупляет. Итак, что же? Ум ли только и душа были восхищены, а тело оставалось мертвым? Или и тело было восхищено? – Сего нельзя определить. Ибо если не знает сам Павел, который был восхищен и удостоился столь многих и столь неизреченных откровений, то тем паче не можем знать мы. Что был он в раю, это знает; что был на третьем небе, и то ему не безызвестно, но как был восхищен, того не знает ясно».

Восхищена бывша таковаго до третияго небесе. Чтобы это сказать, надлежало раздельно видеть, как проходятся небеса – одни за другими – второе после первого и третье после второго. Как все видение было видение того, чего не видит телесный глаз, то и небеса сии нельзя определять по соответствию чему-либо, видимому горе для телесного глаза, простого ли или вооруженного. Небеса сии сокровенны, хотя для способного видеть различны одни от других, разные содержат предметы и разное имеют значение. Внутри, или во глубине, видимого нами мира, сокрыт другой мир, столько же действительный, как и этот,– духовный, или тонко вещественный, Бог весть; но то несомненно, что в нем витают Ангелы и святые. По степени сих последних и степени небес. Как этих степеней много, то и небес, вероятно, много. Апостол был восхищен до третьего неба; но не говорит, что оно последнее. Притом смысл его слов такой, что он миновал два неба и на третьем остановился; но возможно миновать не только два, а пропустить десятки и остановиться на двадесятом.

Второе послание к Коринфянам святого апостола Павла, истолкованное святителем Феофаном.

Вем человека о Христе, прежде лет четыренадесяти, аще в теле, не вем, аще ли кроме тела, не вем, Бог весть, восхищена бывша таковаго до третияго небесе

Хотя Апостол говорит о себе в третьем лице, не приходится сомневаться, что он изображает тут самого себя. К такому заключению приводит уже краткое вступление, которым начинается повествование об откровении: «Не полезно хвалиться мне, ибо я приду к видениям и откровениям Господним» (2Кор. 12, 1). Того же вывода требуют и следующие за этим повествованием слова: «И чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился» (2Кор. 12, 7), которые будут излишними, по крайней мере, совершенно неожиданными, если предшествующее повествование не подразумевает самого Апостола. Самая цель, ради которой упоминается об откровении, не позволяет относить эти его слова к кому-нибудь другому, кроме Павла, ибо он хотел доказать этим истину своего апостольского достоинства сомневавшимся в том лжеучителям. В этом отношении рассказ о чужом опыте ничего не сообщал бы нового в пользу Павла. Относительно же самого откровения представляют интерес следующие вопросы: что за состояние, в котором находился Павел? Куда он был восхищен и что слышал? Для чего дано такое откровение, которого человеку невозможно пересказать?

Состояние Павла в продолжение явленного ему откровения было таково, что он сам себе не мог дать в нем отчета. «В теле ли, – говорит он, – находился я тогда, было ли со мною тело, или вне тела, одна душа оставалась? Не знаю: Бог один знает». И прочие святые мужи, когда получали откровения, разрешались, более или менее, от уз телесной природы, возносясь в область своего духа, но для Павла в продолжение откровения эти узы будто вовсе не существовали. Он весь был в духе, а дух весь в Боге. Для всемогущества Божия, конечно, ничего не значило на время совершенно восхитить душу Павлову из тела, но трудно усмотреть необходимость в таковом беспримерном для самых благочестивых людей отлучении в живом человеке души от тела, как об этом пишет святитель Иоанн Златоуст в толковании на Второе послание апостола Павла к Коринфянам.

Мир духовный, куда был восхищен Павел, как не подлежащий пространству, существует везде и нигде, а потому требуется только, чтобы в духе человека раскрылась способность к сообщению с ним, и он, оставаясь в теле, без всякой перемены места, может быть на небе – в обществе Ангелов и блаженных душ. Раскрытие таковой способности по необходимости сопряжено с ослаблением обыкновенного союза души с телом, с некоторым бездействием низшей, чувственной природы, «ибо… тело… тленное, – как замечает премудрый Соломон, – отягощает душу, и земное жилище обременяет ум» (Прем. 9, 15) и не попускает ему возноситься в свойственную ему область духа.

Духовная область, в которой пребывал Апостол, называется третьим небом и раем. Позднейшие иудеи отмечают семь небес, но их третье небо низко для Павла. В Священном Писании, кроме воздушного и звездного неба, упоминается о «небесах небес» (ср. Пс. 148, 4). Эти небеса, вероятно, и разумел Апостол под третьим небом. Название духовной области раем, хотя также не совсем определенное, характеризует, однако же, понятие третьего неба. Основываясь на значении этого слова, следует полагать, что Павел был восхищен в мир духовный, в блаженное жилище небожителей. Здесь-то и слышал он такие слова, которые невозможно пересказать. По-видимому, если можно было слышать, то можно и пересказать, но Павел слышал их, находясь в возвышенном, сверхъестественном состоянии духа. После того, как он нисшел с этой высоты в обыкновенное свое состояние, дух его снова заключился в темнице плоти, хотя осталось в душе некоторое представление о предметах небесных, но для выражения их уже не находилось слов на языке человеческом.

Таковое откровение, несмотря на то, что его невозможно было пересказать другим, возымело благотворное действие как по отношению к самому Апостолу, так и ко всем верующим. Оно показывало, как замечает святитель Иоанн Златоуст, что Павел ничем не ниже прочих Апостолов, и могло служить к утешению и ободрению Апостола на его многотрудном поприще. Подобным же образом из него могут почерпнуть для себя назидание и утешение и все верующие. В апостоле Павле, восхищенном в рай, мы имеем очевидного свидетеля будущего блаженства праведных.

Жизнь святого апостола Павла.

Ст. 2-4 Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли - не знаю, вне ли тела - не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю - в теле, или вне тела: Бог знает), что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать

Хотя многие откровения были ему, однако преимущественно пред другими он пожелал сказать о том, которое было ему на пути в Дамаск, как об известном всем, и которое он описал не от своего имени. Знаю, говорит, человека во Христе, назад тому лет четырнадцать, - в теле ли был он, или вне тела был, не знаю, - то есть в то время, когда он был восхищен; так как после откровения он знал, что рассудок его был восхищен и спутники его говорили, что тело его никуда не было перемещено. Восхищен был он до третьяго неба, - или до третьего из небес, как и Греки говорят, ибо то царство небесное есть, а не небо, - или можно относить это к тем двум небесам, которые перечисляет нам Моисей (Быт. 1:6 сл.), - или же небес, созданных вместе с землею (Быт. 1:1), много, а нам они кажутся одним. Давид объясняет дело в том смысле, что небес много, когда говорит: небеса проповедуют славу Божию, и дела рук Его возвещает твердь (Пс. 18:2), - и Апостол говорит: дела рук твоих суть небеса (Евр. 1:10) из (Пс. 101:26), - и в другом месте: восшел Он превыше всех небес (Еф. 4:10). Неизреченными же называет те слова, кои слышал о рождении Сына. Услышал их, и стали они благоугодны ему. Ведь, из-за этого он и упорствовал и преследовал церкви. Также и священники и книжники Иудейские соблазнялись именно тем, каким образом мог бы родиться Бог: человек - Ты, говорили, и Себя Богом делаешь (Ин. 10:33).

Толкование на священное Писание. Второе послание к Коринфянам.

Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли - не знаю, вне ли тела - не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба

И блаженный Павел тогда именно, как приял Духа Святого и обновился Им, сподобился и таин откровения, стал созерцать духом откровений и услаждался созерцанием, слышал неизреченные глаголы, зрел созерцание высшее естества, восторгался созерцаниями небесных сил и услаждался духовным. И да не будет того, что в безумии своем утверждают еретики, называемые евхиты, будто бы сего восхождения достиг он своим желанием! Ум вовсе не может восходить туда. Напротив того, Павел восхищен был духом откровений, как сам написал в послании к Коринфянам, вопреки этим суетным людям, которые уподобляли себя святым апостолам, исповедали мечты своих помыслов и назвали их духовными созерцаниями. Это относится и ко многим еретикам, то есть близко сие к Оригену, к Валентину, к сыну Диссанову, к Маркиону, к Манесу, к прочим древним начальникам зловредных ересей, начавшихся со времен апостольских и доныне по местам обретающихся.

Наконец, поелику некоторые люди, поврежденные в уме бесовским мечтанием, восхотели растлить учение блаженных апостолов, то божественный Апостол вынужден был в ничто обратить похвальбу еретиков, хвалившихся тению делания являвшихся им бесов, и потому со смирением и великим страхом описывает он божественное свое созерцание, относя оное к лицу другого. Ибо говорит: Вем человека о Христе, прежде лет четыренадесяти: аще кроме тела, аще в теле, не вем, Бог весть: восхищена бывша в рай, и слышавшего глаголы, ихже не леть есть человеку глаголати. Итак, говорит он, что восхищением восхищен был, а не произвольно восшел умом своим в созерцании, до третьего небеси. Написал, что видел созерцания; сказал, что слышал глаголы: но какие были словеса или образы созерцаний, того не мог написать. Ибо когда ум духом откровений видел это на своем месте, тогда не приял заповеди изречь это не на своем для сего месте. А если бы и восхотел изречь сие, то не мог бы, потому что видел сие не телесными чувствами. Что ум приемлет телесными чувствами, то ими же может опять и изъяснить в области телесной; а что ощутительно созерцает, или слышит, или чувствует внутри себя, в области духовной, того, когда возвращается к телу, не способен пересказать, а только воспоминает, что видел это; но как видел, не умеет поведать ясно.

И сим обличаются ложные писания, так называемые откровения, изложенные начальниками ересей, растленных мечтанием бесовским, о обителях на тверди, в которые вводят ум для самовольного обучения, и о восхождениях ума на небо, и о местах отлученным на Суде, и о многовидных образах горних Сил, и о действенности их. Все это есть тень ума, упоенного самомнением и приведенного в оцепенение бесовским деланием. Поэтому-то блаженный Павел единым словом заключил дверь пред лицем всякого созерцания и затвор ее внес внутрь молчания, где ум, если бы и мог объявить о сем, то не получил бы на то дозволения. Ибо сказал, что все созерцания, какие язык в состоянии обнаружить в телесной области, суть мечтания душевных помыслов, а не действие благодати.

Слово 55.

Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли - не знаю, вне ли тела - не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба

Восхищение апостола Павла в рай, должно быть, нужно было по премудрым намерениям Божиим, чтобы этот апостол, долженствовавший больше всех потрудиться в благовестии, не ослабел в своей ревности и всю жизнь помнил, за что, за какое блаженство райское, он подвизается. Христиане! Подвизайтесь для неба: там ваше блаженство, там глаголы неизреченные, сладостные для души.

Дневник. Том II. 1857-1858.

Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли - не знаю, вне ли тела - не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба

Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет

Он упомянул не обо всех откровениях (это было бы трудно, потому что их было много) и не обо всех умолчал. Но и об одном единственном он говорит неохотно, чтобы показать, что и о нем упоминает против воли. Присовокупляет же: во Христе, чтобы лжеапостолы не сказали, будто он восхищен был от демонов, как Симон. Не без основания указал он на время; он сделал это для того, чтобы ты узнал, что не без нужды рассказал это теперь, после четырнадцатилетнего молчания. И если за четырнадцать лет пред этим удостоился такого откровения, то как велик он был теперь, после стольких опасностей ради Христа?

В теле ли - не знаю, вне ли тела - не знаю: Бог знает, восхищен был до третьего неба

Заметь его умеренность: он признается, что не знает, был ли в теле, или вне тела, когда был восхищен. Третье же небо должно понимать следующим образом. Писание называет небом воздух, как например, в выражениях: птицы небесные, роса небесная. Это первое небо. Оно называет, далее, небом также и твердь. Назвал, говорит, Бог твердь небом (Быт. 1:8). Это второе небо. Называет небом и то, что создано вместе с землею. Вот третье небо.

Толкование на Второе послание к Коринфянам святого апостола Павла.

Ст. 2-3 Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли - не знаю, вне ли тела - не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю — в теле, или вне тела: Бог знает)

Ни то, ни другое Павел не отрицал, поскольку и то, и другое рассматривал как возможное: мог и вне тела вознестись, мог и в теле. Если кому-то покажется, что нет ничего значительного в том, что человек был вознесен до третьего неба, поскольку к третьему небу относят луну, то речь идет не об этом. Ибо понимается, что далеко за пределы звезд мироздания вознесся: и оттого величественно и удивительно то, что он рассказывает; поскольку вознесся до третьего по иерархии духовных сфер небесных.

На Послания к Коринфянам.

Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли - не знаю, вне ли тела - не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба

Связь речи ясно показывает, что это говорит Апостол о самом себе; потому что в защиту себя от нареканий врагов своих он говорит о своих достоинствах, а не о чужих. Это же подтверждает ниже и ст. 6: таким человеком могу хвалиться; если захочу хвалиться, – не буду неразумен; потому что скажу истину.

В последних словах истина раскрывается довольно ясно. Апостол как бы так говорит: если все это сказанное я прямо отнесу к самому себе; то нельзя будет назвать меня неразумным или обманщиком, потому что скажу истину, а не ложь. Обратимся к повествованию Апостола о видении.

Знаю человека во Христе, т.е. человека, преданного Христу, или живущего во Христе, ходящего по заповедям Христовым. Так в другом месте Павел говорит о себе: живу не к тому аз, но живет во мне Христос. А еже ныне живу во плоти, верою живу Сына Божия, возлюбившего мене и предавшего себе по мне (Гал. 2:20); также: мне бо еже жити, Христос (Филип. 1:21).

Который назад тому четырнадцать лет. По соображению времени написания этого послания со временем обращения Павла к вере во Христа, надобно полагать, что это было около семи или восьми лет после того, как Павел уверовал во Христа, и около того времени, как Павел и Варнава, по повелению Св. Духа, посланы были проповедовать Евангелие между язычниками (Деян. 13:2-4). Может быть, угодно было Богу чрезвычайным видением и откровением укрепить Павла к совершению великих подвигов и преодолению великих трудностей, предстоявших ему на указанном поприще апостольского служения. Но смиренный Павел четырнадцать лет не говорил о чрезвычайном видении, и теперь только решился написать потому, что находил это нужным для пользы Коринфской церкви.

В теле ли, не знаю, вне ли тела, не знаю, Бог знает, – восхищен был до третьего неба. Если Апостол не знал, или не мог решительно сказать, в теле ли, или вне тела он восхищен был до третьего неба; то можем ли мы знать, как он был восхищен до третьего неба, в теле или вне тела? Пред тайною, не раскрытою тайновидцем, остается только благоговеть. Но с этим чувством благоговения, можем мы, впрочем, размышлять, что это было за состояние, которое дивный Павел называет восхищением до третьего неба? Восхищенный видел третье небо, видел рай, слышал неизреченные слова. Явно, что он был в неземном состоянии, когда пред ним открылось небо, когда он был в раю, или жилище небожителей, и вместе с ними созерцал славу Божью, слышал неизъяснимые, несказанные глаголы. На пути к Дамаску, куда шел он, чтобы преследовать христиан, внезапно осиял Павла свет с неба; он упал на землю и услышал голос говорящий ему: Савл, Савл! что ты гонишь Меня? Савл после этой беседы с Господом встал с земли, и открытыми глазами никого не видел, но был слеп, пока Анания именем Господа не освободил его от слепоты. Так свет небесный тяжело подействовал на Павла, когда он не был еще сосудом благодати Божией, а был врагом имени Христова! Но Савл с освобождением от телесной слепоты прозрел очами души и увидел свет благодатный. С того времени ходил и действовал он во свете благодати Христовой. Его непрерывные подвиги во славу Христа Спасителя, без сомнения, постепенно усовершали и возвышали его в преданности Господу Иисусу и в единении с Ним. Поэтому, когда, чрез семь или восемь лет по обращении Павла, угодно было Господу, для укрепления его на предстоящие подвиги апостольского служения среди языческих народов, восхитить в область небесной славы. Павел теперь был уже сосудом благодати; свет небесный теперь преисполнил его; он весь проникся этим светом, весь погрузился или поднялся в область божественного света; небесный свет всецело объял его; он видел славу небесную, слышал вещания небесные, неизобразимые на человеческом языке, чувствовал блаженство небожителей, пламенел желаниями небесными. В этом состоянии вера его была видением, надежда – обладанием блаженства, любовь – неизобразимой стихией небесной жизни, душа Павла вся была во власти небесных впечатлений, и все силы его души были преисполнены чрезвычайным действием их. Пришедши потом в обыкновенное состояние, он естественно мог говорить: в теле ли это было, не знаю, вне ли тела, не знаю, Бог знает. Этим небесным видением он был объят и проникнут весь; его ум не смотрел на что либо, кроме того, что созерцал; не размышлял о чем-либо кроме того, что видел в области неизреченных таинств. В теле ли, не знаю, вне ли тела, не знаю, Бог знает, такое объяснение чрезвычайного состояния из уст самого Апостола показывает более благоговение его к величью события, нежели желание объяснить отношение своего тела к этому чудесному состоянию. Как бы так говорит Павел: как совершилось это восхищение, в теле, или вне тела, не знаю; такое таинственное состояние известно одному всеведущему Богу.

Восхищен был до третьего неба. Апостол говорит языком священного Писания: может быть Коринфяне имели понятие о третьем небе из устных бесед Павла. В священном Писании упоминается три неба: первое – небо воздушное, в котором носятся облака и летают птицы (Пс. 103:2); второе – звездное, или твердь (Быт. 1:6, 8), в котором движутся солнце, луна и звезды; третье, которое Псалмопевец называет небом небесе (Пс. 67:34; 113:24), или высочайшим небом, а Апостол – раем (ст. 4), есть жилище блаженных духов. Это – обители Отца небесного, о которых Иисус Христос говорит: в дому Отца моего обители многи суть (Ин. 14:2). Там все святые духи блаженствуют во свете славы Божией. А сам Триипостасный Бог своим существом обитает превыше всех небес, во свете неприступном (1 Тим. 6:16). И о третьем небе, как жилище блаженных духов, надобно судить не по законам внешнего пространства, как бы оно было выше звездного неба: где Бог, там есть не только высочайшее небо, но и состояние превысшее неба. Состояние нравственного существа тем более возвышается, чем более оно удостаивается приближения к Богу. Человек будет на третьем небе, или в раю, если Богу угодно будет открыть ему столько своей славы, сколько участвуют в ней святые Ангелы и блаженные души.

Беседы на воскресные и праздничные чтения из Апостола.

Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли - не знаю, вне ли тела - не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба

Апостол говорит здесь о себе (ср. ст. 6 и 7), но говорит о как постороннем человеке по своей скромности, а отчасти и как исторический повествователь о совершившемся с ним событии. Это было четырнадцать лет до написания 2-го послания к Коринфянам, т. е. примерно в 44-м году, когда он собирался выступить на свое великое миссионерское служение (ср. Деян. 11:26). Что это было за событие - этого не может ясно определить и сам Апостол: несомненно, что он находился в то время в состоянии пророческого экстаза и потому не отдавал себе отчета, участвовало ли его тело в вознесении его в рай или же он возносим был туда только в духе своем. Но все-таки это событие имело место! Что касается выражения третье небо, то, очевидно, читателям оно было понятно - иначе Апостол дал бы при этом соответственное объяснение. Действительно, в иудейском предании говорилось о существовании трех небесных пространств: 1) облачного, 2) звездного или того, которое находится на высоте солнца, и 3) высшего, где находится престол Божий. Об этом делении неба несомненно говорил своим читателям ранее и Апостол Павел. Было еще у иудеев представление о семи небесах, но такого представления здесь несомненно не имел в виду Апостол, потому что в таком случае его вознесение до третьего неба - только, -еще не свидетельствовало бы о его чрезвычайном возвышении.

Толковая Библия.

См. также Толкование на 2 Кор. 12:1