Глагола Ему Симон Петр: Господи, не нозе мои токмо, но и руце и главу

Что же этот пылкий и пламенный? Господи, говорит, не нозе мои токмо, но и руце и главу (ст. 9). Горяч в сопротивлении, но еще горячее в изъявлении согласия; а то и другое – от любви. Но почему (Христос) не сказал, для чего Он это делал, а употребил угрозу? Потому, что Петр не послушал бы. Если бы сказал: оставь, чрез это Я хочу научить вас смирению, то Петр тысячу раз обещал бы быть смиренным, лишь бы только Владыка не делал этого. А теперь что говорит? То, чего Петр всего более боялся и страшился, – именно, чтобы не быть отлученным от Него. Ведь это он часто спрашивал: камо идеши? – и по этому-то поводу говорил: душу мою за Тя положу (ст. 36, 37). Если он не уступил и тогда, как услышал: ты не знаешь теперь, что Я делаю, а узнаешь после, – то тем более, если бы узнал. Поэтому-то и сказал: уразумееши же по сих, – зная, что, если бы он уразумел это теперь, то продолжал бы противиться. Да Петр и не сказал: объясни мне, и я не буду противиться; но – что было знаком еще большей горячности – он даже не хотел знать этого, а опять настаивает на своем, говоря: не умыеши ногу мою. Когда же (Христос) употребил угрозу, – он тотчас утих. Но что значит: уразумевши по сих? Когда именно по сих? Тогда, говорит, когда именем Моим будешь изгонять бесов, когда увидишь Мое вознесение на небо, когда узнаешь от Духа, что Я восседаю одесную Отца, – тогда поймешь то, что теперь совершается.

Симон Петр говорит Ему: Господи! не только ноги мои, но и руки и голову

«Глагола Ему Симон Петр: Господи, не нозе мои токмо, но и руце и главу». Только что показавший нам такое сопротивление и явно отказавшийся от умытия ног, теперь предлагает не только их одни, но «и руки и голову». Если, говорит, я должен буду чрез это отпасть от общения с Тобою и оказаться лишенным благ обетования, как скоро не соглашусь предоставить Тебе, желающему и решившемуся совершать это, умыть мне ноги, то предоставлю Тебе и прочее, отказываясь от столь ужаснейшего вреда. Итак, плодом благоговения был первоначальный отказ и великий страх пред трудностию дела, а отнюдь не противодействие Господним велениям. Представляя в уме своем, как я сказал, достоинство Спасителя и ничтожество своей природы, он отрекался сначала. Но узнав вред, тотчас переходит к желанию благоугодного Владыке.

Замечай опять и принимай совершенное в образец пользы. Ведь хотя и сказал: «Не умоешь мои ноги во век», но тотчас же отступает от этого своего намерения, подумав уже не о том, что ему надлежит казаться истинным пред нами, держась своих слов, но о том, что гораздо больший и сильнейший вред он получит от соблюдения своих слов. Поэтому должно остерегаться говорить поспешно и необдуманно и не стараться с большими усилиями держаться сделанного по легкомыслию отказа от чего-либо, но если кому-либо и случится говорить что поспешно, а потом благодаря настойчивости (в исполнении слова) окажется вред чему-либо хорошему и необходимому, тот пусть в толкуемом изречении увидит, что гораздо лучше совсем не говорить и (если уж сказано) не настаивать понапрасну на том, в чем дал слово, но лучше стараться делать полезное. Всякий, как полагаю, скажет, что лучше нам подвергнуться обвинению за слова, чем допускать вред необходимым предметам. А клятва пусть совсем отсутствует в нашем языке, ввиду поспешных и необдуманных слов, а также по необходимости случающихся иногда перемен. Поистине достойно всякого соревнования, это каждый скажет, иметь язык осторожный и редко уклоняющийся к недолжному. А как дело это трудно достижимое, то и само слово Божие указало нам на это, ибо «язык никто не может укротить» (Иак. 3:8), по сказанному. Будем произносить слова без клятв. Тогда, если обстоятельства и принудят преступить что, меньше будет вина и проступок подвергнется более слабому обвинению. Таковой, думаю, и от Бога получит легко снисхождение ввиду всегда почти присущего нашим мыслям легкомыслия. «Грехопадения кто усмотрит?» – по написанному (Пс. 18:13), или как мог бы не грешить земной человек, если слово его легко уклоняется ко всему? Ведь язык наш нелегко сдерживать.

Толкование на Евангелие от Иоанна. Книга IX.

Симон Петр говорит Ему: Господи! не только ноги мои, но и руки и голову

См. Толкование на Ин. 13:8

Отвеща ему Иисус: аще не умыю тебе, не имаши части со Мною. Глагола Ему Симон Петр: Господи, не нозе мои токмо, но и руце и главу

Иисус Христос не сказал Петру, зачем Он делает это, потому что знал, что от этого Петр не убедится, а еще больше будет противиться Ему. Так как Петр противоречил Иисусу Христу вследствие сильной любви к Нему, то этою же любовью Иисус Христос и воспользовался, чтобы убедить Петра. Пригрозив ему лишением любви, Иисус Христос тотчас склоняет его и делает так, что Петр сам теперь просит о том, о чем прежде просили его, и высказывает теперь такую же готовность, какое прежде высказал сопротивление, и даже большую; потому и говорит: не нозе мои токмо, но и руце и главу. Таким образом, Петр и сначала противоречил, а потом согласился только вследствие сильной любви к Иисусу Христу.

Ст. 9-11 Симон Петр говорит Ему: Господи! не только ноги мои, но и руки и голову. Иисус говорит ему: омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь; и вы чисты, но не все. Ибо знал Он предателя Своего, потому и сказал: не все вы чисты

Петр понимает важность омовения, которое предлагает Христос и, чтобы быть вполне уверенным в получении «части со Христом», просит Христа омыть ему не только ноги, но и голову, как наиболее важную часть тела. Господь отвечает Петру, что тот не нуждается во всецелом очищении, подобно тому как искупавшийся в реке человек не имеет нужды, выйдя на берег, обливать себя водой: ему нужно сполоснуть только ноги, к которым пристала грязь, пока человек дошел до того места, где положил свою одежду. В крещении покаяния и в постоянном общении с Христом ученики Христа уже очистились, насколько это было возможно до ниспослания Духа Святого, но тем не менее «хождение» среди рода развращенного и грешного (Мф.17:17) не могло не оставить на ногах учеников некоторых грязных пятен, которые Господь и предлагает им смыть Его благодатью или любовью. Очень возможно, что при этом Господь хотел дать понять Петру, что он должен отрешиться от узкого иудейского воззрения на Мессию и Его Царство, это действительно мешало Петру примириться с мыслью о необходимости для Христа крестной смерти (Мф.16:22).

«Но не все». Этим Господь, с одной стороны, давал понять, что Ему хорошо был известен замысел предателя, с другой, Он и в эти последние минуты обращался к совести Иуды, давая ему время одуматься. Евангелист особенно оттеняет первую сторону, потому что в то время как он писал Евангелие, некоторые враги христианства ставили в качестве возражения христианам, что Христос не предвидел того, что в числе Его ближайших учеников очутится изменник. Нет, – как бы говорит евангелист, – Христос хорошо знал об этом.