Ст. 1-11 Слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме. Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, - все суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь. Все вещи - в труде: не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием. Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после

На истолкование нам предлагается Екклезиаст, трудность воззрения на который равняется великости доставляемой им пользы. Ибо после того, как ум обучен уже приточным мыслям, в которых, по сказанному в предисловии к книге Притчей, есть и темные слова и премудрые речения, и гадания и различные обороты речи (Притч. 1:6), — только пришедшим уже в возраст, способный к слушанию совершеннейших уроков, возможно восхождение и до сего столько возвышенного и богодухновенного писания. Посему, если притча и упражнение, приуготовляющее нас к сим урокам, суть нечто столько трудное и неудобообозримое; то сколько надобно труда, чтобы самим вникнуть в сии возвышенные мысли, предлагаемые нам теперь для обозрения? Ибо как трудившиеся в телесных упражнениях в училище готовятся к пролитию большего пота и к понесению больших трудов в действительных борьбах; так и приточное учение кажется мне некиим упражнением, обучающим души наши и делающим их гибкими в церковных подвигах. Посему, если сие предварительное упражнение бывает успешно при пролитии пота и при многих трудах; что надлежит заключить о самых подвигах? Конечно, в какой бы чрезвычайно великой мере ни представлял их кто себе мысленно, он не изобразит словом, как следовало бы, тех трудов, какие на поприще, представляемом сим писанием, указуются старающимся о безопасности с подвижническою опытностию в духовном, чтобы слово не оказалось погрешительным, но, при всяком борении мысли, ум пребывал неуклонно стоящим в истине. Впрочем, поелику и на это есть Владычняя заповедь, и должно нам испытывать Писания (Ин. 5:39), то хотя бы ум наш, не постигая величия мыслей, оказался отстающим от истины, чтобы не показаться также презрителями Господней заповеди, совершенно необходимо, по мере сил, преуспевать в рачении о слове. Поэтому, сколько можем, испытаем и предлагаемое писание. Ибо Давший заповедь испытывать, без сомнения, даст для этого и силу, как написано: «Господь даст глагол благовествующим силою многою» (Пс. 67:12).

И во-первых воззрению нашему да будет предлежать надписание сей книги. Во всей Церкви читаются Моисей и закон, пророки, псалмопение, вся история, и если что заключается в Ветхом и Новом Завете, все то провозвещается в церквах. Итак, почему же эта одна книга по преимуществу украшается надписанием Екклезиаста? Что же предположить нам об этом? Не то ли, что во всех других писаниях, исторических и пророческих, цель их клонится и к чему либо другому, не вовсе полезному для Церкви. Ибо какая нужда для Церкви в точности изучать бедственные последствия войн, или кто были князьями у народов, основателями городов, кто от кого выселился, или какие царства впоследствии времени исчезнут, сколько таких браков и чадорождений, о которых тщательно упомянуто, и всему сему подобное, о чем только можно почерпнуть сведение в каждом писании, может ли столько содействовать Церкви в деле благочестия? А учение сей книги имеет в виду такой только образ жизни, какого требует Церковь, и преподает то, чем можно человеку преуспеть в добродетельной жизни. Ибо цель сказуемого здесь поставить ум выше чувства, оставив наконец все, что в существах есть кажущегося великим и блистательным, обратиться душею к тому, что недоступно чувственному пониманию, восприять вожделение того, что недостижимо для чувства.

А, может быть, надписание имеет в виду и Вождя Церкви. Ибо истинный Екклезиаст, собирающий рассеянное в единую полноту и блуждающих многократно по разным обманчивым путям воцерковляющий в единый сонм, — кто иной, как не истинный Царь Израилев, Сын Божий, которому Нафанаил сказал: «Ты еси Сын Божий, Ты еси царь Израилев» (Ин. 1:49)? Посему, если «глаголы» сии Царя Израилева, а Он же самый, как говорит Евангелие, и Сын Божий; то Он же именуется и Екклезиастом. Да и не без основания, может быть, значение надписания возводим до сего смысла, но чтобы дознать чрез это, что сила и сих «глаголов» возводится к Тому, Кто на Евангелии утвердил Церковь. Ибо сказано: «глаголы Екклезиаста, сына Давидова» (Еккл. 1:1). А так и Его именует Матфей в начале Евангелия, называя Господа сыном Давидовым.

На Книгу Екклесиаста.

Слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме

Так и Матфей называет Господа сыном Давида (Матф. I, 1).

Толкование на начало книги Екклесиаста.

Слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме

Писание весьма ясно показывает, что Соломон назывался тремя именами: «Соломон», т. е. «миролюбивый», «Идидия», т. е. «возлюбленный Господа», и, как теперь называется, «Коелет», т. е. «Екклезиаст». Екклезиастом на греческом языке называется созывающий собрание, т. е. церковь, а мы можем перевести это слово «проповедник», потому что он говорит к народу, и речь его обращается не к одному лицу в частности, а ко всем вообще. Далее, он назван «миролюбивым» и «возлюбленным» Господа потому, что в его царствование был мир, и Господь возлюбил его. И псалмы сорок четвертый и семьдесят первый обозначаются надписанием: «возлюбленного и миролюбивого». Хотя они, относясь к пророчествам о Христе и Церкви, в изображении превышают благоденствие и силу Соломона, тем не менее в историческом смысле написаны о Соломоне.

Соответственно числу наименований, Соломон написал и три книги: Притчи, Екклезиаст и Песнь Песней. В Притчах он учит юного возрастом и изречениями наставляет его в обязанностях жизни, почему речь его часто и обращается «к сыну». В Екклезиасте он наставляет мужа зрелого возраста, чтобы в предметах мира он ничего не признавал вечным, но все, что видим, считал тленным и скоропреходящим. Наконец, в Песни Песней он приводит в объятия Жениха мужа уже приготовленного, совершенного и преклонного возрастом. Ибо, если мы сначала не оставим пороков и, презрев славу мира, не соделаем себя готовыми к пришествию Христову, то не можем сказать: «да лобжет мя от лобзаний уст, своих» (Песн. 1:1). И философы дают образование своим ученикам не далеко отступая от этого порядка учения: учат их сначала ифике, потом объясняют физику и, кого увидят успевшим в этих науках, переводят уже к логике.

Притом, – и это особенно тщательно следует заметить, – и надписание каждой из трех книг писателя различно. В Притчах поставлено: «Притчи Соломона, сына Давидова, царя Израилева»; в Екклезиасте: «слова Екклезиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме» (слово «Израилева», неправильно стоящее в греческих и латинских кодексах, здесь излишне); а в надписании Песни Песней Соломон не обозначается ни сыном Давидовым, ни царем Израилевым, или в Иерусалиме, а стоит только: «Песнь Песней Соломона». Ибо, тогда как Притчи и первоначальное наставление относятся к двенадцати коленам и ко всему Израилю, и тогда как презрение мира особенно уместно для жителей столицы, то есть Иерусалима: Песнь Песней собственно обращается к тем, которые стремятся только к горнему. Для начинающих и усовершающихся справедливо выставляются Соломоном и достоинство отца, и собственный царственный авторитет, а для совершенных, там, где ученик вразумляется не страхом, а любовью, там достаточно собственного имени, учитель равен и не выставляет себя царем. Это, впрочем, по толкованию буквальному.

А по разумению духовному: миролюбивый и возлюбленный Бога Отца и Екклезиаст наш есть Христос, Который, разрушив стоявшую посреди преграду и упразднив вражду плотью своею, соделал из обоих одно, говоря: «мир мой даю вам, мир мой оставляю вам» (Ин. 14:27), о Котором Отец глаголал ученикам: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, Того послушайте», Который есть глава всей церкви. Он говорит не к синагоге иудейской, но ко множеству язычников; Он царь Иерусалима, созданного из живых камней, не того, о котором Сам сказал: «Иерусалиме, Иерусалиме, избивый пророки» (Мф. 23:37) и: «се оставляется сам дом ваш пуст» (Мф. 23:38), а того, которым Он воспрещает клясться, потому что это город великого Царя. Он есть Сын Давидов, к которому слепые в Евангелии взывали: «помилуй ны, сыне Давидов» (Мф. 9:27), и все множество единогласно восклицало: «осанна сыну Давидову» (Мф. 21:9). Наконец, не бывает к Нему слово Божие как к Иеремии и прочим пророкам, но поелику Он Сам и богат, и царь, и могуществен (ибо есть Слово, и Премудрость, и прочие силы), то Он Сам говорит к мужам церкви, – внушает словеса апостолам, о коих воспевается в псалме: «во всю землю изыде вещание их и в концы вселенныя глаголы их» (Пс. 18:5).

Неправо некоторые думают, что из этой книги мы возбуждаемся к наслаждениям и роскоши: напротив, здесь предлагается учение, что все, что видим в мире, есть суета, и что мы не должны стремиться к тому, что, тотчас по достижении нами, приходит.

Толкование на книгу Екклезиаст.

Слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме

Церковь [Еклессия] есть [собрание] чистых душ. Это есть истинное знание веков и миров, и суда о них, и предведения. Екклесиаст есть Христос, родитель этого знания. Или Екклесиаст есть тот, кто, имея душу очищенной посредством нравственного созерцания, ведет ее к созерцанию физического [мира].

Схолии на Екклесиаста.

Слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме

Справедливо утверждать по поводу боговдохновенных Писаний, что их автор - Дух, ниспосылающий их для произнесения; содействует же ему некий мудрец. Начертал Дух буквы и вложил слова не незаметно, но вдохнул их в некую душу. Итак, или Соломон написал их, или кто-то написал их из мудрых. И более предпочтительно для нас последнее, дабы не казалось кому-либо, что тот, кто их высказал, говорит о себе.

Комментарии на Екклесиаста.

Сын Давида Соломон - который здесь выступает как Екклесиаст и повествует то, что в согласии с Церковью - сын Давидов. Он правил после Саула, чье правление было покрыто позором и было прервано. Соломон - сын царя Давида в двояком смысле. Ибо двойным образом бывает кто кому-либо сыном: по плоти и по потомству, и по научению. Потому и говорит Павел: Я родил вас благовествованием, и являюсь вам отцом, и хотя у вас тысячи наставников во Христе, но не много отцов (1 Кор. 4:15). Стало быть, двояким образом был Давид отцом Соломона: и по плоти тот был его потомком, то есть Давид родил Соломона, но и по научению он был ему отцом: мудр был Давид, как лишь немногие, и особенно тем, что он был мудр перед Богом.<…> Стал и Соломон мудрым, как лишь немногие. Он стал мудрым от мудрого, как и человеком от человека. И двойственным образом рождения был Соломон сыном Давидовым. Особенным же образом - в том смысле, в каком он говорит о себе, что он Екклесиаст, он изначально - сын Давидов, не столько по плоти, сколько по наставлению. Ибо сыновья мудрых и сами, будучи мудрыми, рождают [мудрыми] других. Не непременно некий, будучи сыном по плоти, сам становится отцом. В самом деле, многие были сыновьями, но не сделались отцами. А те, чье сыновство по духу, - и сами становятся отцами.

На Книгу Екклесиаста.

Слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме

Сравнивая надписание книги Притчей и книги Екклезиаста, некоторые толкователи не без основания находят в последней признаки несоломоновского происхождения. Не совсем понятно, почему Соломон не назван здесь своим собственным именем, как это в книге Притчей, если бы действительно он был писателем книги Екклезиаста. Не выступает ли здесь исторический Соломон простым символом, как и самое имя Когелет?

Мало понятно, также, выражение царя в Иерусалиме. В исторических книгах Соломон называется обыкновенно царем израильским (напр., 4 Цар. 23:13; 3 Цар. 4:1 и др.), но никогда просто царем в Иepyсaлиме. Последнее выражение указывает, по-видимому, на то время, когда Израиль перестал составлять самостоятельное царство и не имел уже своего царя в Иерусалиме.

Толковая Библия.